Софии казалось, что теперь, когда она прожила с ним под одной крышей какое-то время, она хорошо знает своего мужа. И с каждым днем она открывала в нем что-то новое. Росс доверял ей свои надежды и помыслы, он допустил ее в самые потаенные уголки своего сердца. Нет, он не был ходячим олицетворением добродетелей, имелись у него свои страхи, свои слабости и сомнения. Как и любой человек, он порой совершал ошибки, нередко злился на самого себя за то, что оказался не на высоте.
Так, например, к его великой досаде, все его многочисленные попытки убедить казначейство выделить средства, чтобы нанять дополнительный судейский состав и открыть новые суды в Вестминстере, а также в окружающих Лондон графствах, Мидлсексе, Суррее и Кенте, так и не увенчались успехом. Казалось, правительство по-прежнему сомневалось в целесообразности подобных новшеств. Наверное, чиновники предпочитали, чтобы вся ответственность лежала целиком и полностью на одном-единственном человеке.
— Я сам во всем виноват, — сокрушался Росс, сидя в спальне перед пылающим камином со стаканом бренди в руке. Казалось, даже ароматный, выдержанный напиток был бессилен поднять ему настроение. — Кто, как не я, пытался доказать всему миру, что способен один решать все дела. Стоит ли теперь удивляться, что лорд-казначей полагает, что после моей отставки на мое место должен прийти всего один человек. Я же убежден, что Грант Морган готов сменить меня только при условии, что вся эта гигантская ответственность, которая ляжет на его плечи, не скажется отрицательно на его семейной жизни.
— Только ты был способен нести такую неподъемную ношу, — заметила София. Она сидела на ручке кресла, поглаживая Россу волосы. Ее пальцы нежно пробежали по серебряным прядям у него на висках. — Я знаю, ты в этом никогда не признаешься, но и ты тоже страдал под ее тяжестью.
Росс посмотрел на жену и немного расслабился.
— До тех пор, пока в мою жизнь не вошла ты, — произнес он. — Лишь только тогда я понял, как многого мне недоставало в жизни.
— Ты вечно недоедал и недосыпал? — поддразнила его София.
— Ну, не только это, — ответил он. Его пальцы обхватили ее лодыжку, после чего прокрались еще выше, к колену. — И теперь ничто на свете не сможет отнять тебя у меня.
София продолжала поглаживать ему волосы.
— Возможно, для всех этих перемен потребуется какое-то время, — заметила она. — Что касается меня, то я тебя никуда не тороплю. Нет, мне, конечно, хотелось бы, чтобы ты принадлежал мне целиком, без остатка, но я могу и подождать.
Росс посмотрел на жену любящим взглядом.
— Зато я ждать не хочу, — сказал он и, погладив ей колено, неожиданно расплылся в довольной улыбке. — Не кажется ли тебе, что в этом есть доля иронии? На протяжении многих лет то и дело раздавались жалобы, что я, мол, сосредоточил в своих руках слишком большую власть. И вот теперь, когда я готов оставить свой пост, все требуют, чтобы я остался. Мои недоброжелатели обвиняют меня в том, будто я малодушно пытаюсь сложить с себя ответственность. Кабинет готов пойти на что угодно, лишь бы я только остался.
— Это все потому, что есть только один Росс Кэннон, и все это прекрасно знают, — произнесла София, нежно повторив пальцем очертания его волевого подбородка. — А еще ты мой, — довольно проворковала она.
— Верно, — вздохнул Росс и, блаженно закрыв глаза, уткнулся губами в ее ладонь. — Боже, какой был долгий, совершенно безумный день! Неужели нет никого, кто помог бы мне забыть про парламентские фонды и судебную реформу?
— Хочешь еще бренди? — сочувственно спросила София, поднимаясь с кресла.
Но Росс только рассмеялся в ответ:
— Нет, только не бренди. — Он встал и, поймав ее за руку, притянул к себе. — Я никогда не забываю о том, что у меня есть другое лекарство для поднятия духа.
Ощутив горячий прилив искушения, София тотчас обвила мужа руками за шею.
— Все, что пожелаешь, — прошептала она. — Я твоя жена, и мой долг помогать тебе.
Росс усмехнулся ее напыщенному тону и слегка подтолкнул к кровати.
— Посмотрим, какой окажется твоя помощь, — произнес он, шагнув вслед за ней.
Поскольку София являлась объектом всеобщего любопытства, ее и Росса засыпали приглашениями в самые разные дома. Их звали к себе в гости политики, адвокаты и даже аристократические семейства. Правда, принять все эти приглашения молодожены были просто не в силах, прежде всего потому, что Софии требовалось время, чтобы привыкнуть к своему новому положению в обществе. Проработав столько лет в качестве прислуги, она подчас испытывала смущение, общаясь с представителями высшего света, даже если те были искренне рады познакомиться с ней. На светских приемах она чувствовала себя неловко и скованно, несмотря на уверения матери Росса, что со временем она освоится в этой новой для себя роли. Ей было намного легче общаться с представителями «второго яруса», такими, как, например, сэр Грант и его жена, Виктория, а также с адвокатами, судьями, врачами, газетчиками. В отличие от старой земельной аристократии их общество не было столь утонченным, и в их кругу София чувствовала себя гораздо комфортнее. Эти люди никогда не задирали нос и были куда ближе к грешной земле и ее обитателям с их заботами о хлебе насущном, нежели те, в чьих жилах текла голубая кровь.
Росс, как мог, помогал жене освоиться, успокаивал и подбадривал. Он ни разу не отмахнулся от ее страхов, не высмеивал их, неизменно бывал терпелив и внимателен. Если Софии хотелось с ним о чем-то поговорить, он прерывал свои занятия, какими бы важными те ни были. По вечерам они отправлялись в гости или в театр. Глядя на Росса, другие супруги начинали укорять своих мужей, обвиняя их в полном бесчувствии и пренебрежении их интересами. Все только и говорили о том, как изменился главный судья и как вообще такой серьезный, если даже не суровый, джентльмен вдруг превратился в заботливого и любящего мужа. Софии казалась, что причина произошедшей с Россом перемен проста — прожив столько лет отшельником, он наконец сполна вкусил все прелести семейной жизни. Нет, он не воспринимал их семейное счастье как само собой разумеющееся. Более того, наверное, где-то в потайном уголке души он опасался, что в один прекрасный день может вновь лишиться этого подарка судьбы, как уже когда-то случилось, когда он потерял Элинор.
Супруги частенько наносили визиты в поместье, где присутствовали на вечеринках, пикниках, или же просто совершали прогулки по окрестностям, наслаждаясь свежим воздухом, любуясь зеленью окрестных лугов. Кэтрин Кэннон всегда с радостью принимала у себя гостей, и в летние месяцы ее дом был полон друзей и родственников. Софии нравились эти поездки в Силверхилл-Парк и вылазки на лоно природы. Она быстро нашла общий язык с миссис Кэннон и даже с Айоной. Теперь, когда они нередко проводили время вместе, Айона словно оттаяла, хотя София до сих пор видела грусть, застывшую в глазах золовки. Скорее всего причиной этой вечной меланхолии были отношения с ее ветреным супругом. Айона даже как-то раз призналась Софии, что с тех пор, как его старший брат женился, Мэтью тоже сильно изменился.
