Сент-Винсент невесело рассмеялся:
— Несомненно, меня могут когда-нибудь убить. Не исключено, что это будет моя собственная жена.
Лилиан замолчала. Глаза защипало от слез. «Не смей плакать! — приказала она себе. — Нужно дождаться удобного момента. Я вырвусь на свободу. И если мне придется его убить… Что ж, так тому и быть!»
Поспешив к личным покоям графини, Маркус успел устроить настоящий переполох и напугать с полдюжины горничных. Он бежал, пытаясь как можно быстрее добраться до этой старой ведьмы. Бежал, не разбирая дороги, не обращая внимания на испуганные лица попадавшихся на пути слуг. Саймон Хант следовал за ним по пятам, пытаясь урезонить графа.
Вот и дверь апартаментов матери. Дверь оказалась наглухо закрытой. Он с яростью дернул за ручку.
— Откройте! — взревел он. — Немедленно откройте! Тишина. А затем он услышал испуганный голос горничной:
— Милорд, графиня велела передать, что она спит.
— Если не откроете прямо сейчас, — кричал он, — я уложу ее спать вечным сном, черт возьми!
— Милорд, прошу вас…
Он отошел на несколько шагов и бросился вперед. Дверь зашаталась на своих петлях и с треском подалась. В коридоре испуганно закричали. Две дамы стали случайными свидетельницами яростной выходки графа.
— Боже! — кричали они хором. — Он одержим!
Еще один разбег, удар, и полетели щепки. Саймон Хант напал на Уэстклифа сзади, и тот замахнулся кулаком, готовый отразить любого врага, откуда бы тот ни напал.
— Боже сохрани! — воскликнул Хант, отступив назад с поднятыми вверх руками. Он смотрел на Маркуса, как будто видел его впервые в жизни. — Уэстклиф…
— Прочь с дороги!
— Охотно, но позволь только напомнить тебе. Если бы я был на твоем месте, ты бы первый позаботился о том, чтобы я одумался.
Не обратив на Ханта никакого внимания, Маркус снова набросился на дверь, ударив ее с размаха каблуком сапога. Горничная закричала, одна из планок двери вылетела, и Маркус бросился в сторону спальни. Графиня, полностью одетая, увешанная многочисленными жемчугами, сидела в кресле возле тлеющего камина. Она недоуменно посмотрела на сына.
Маркус шагнул к графине, кипя от ярости и тяжело дыша. Графиня, очевидно, не понимала, что находится в смертельной опасности, иначе не была бы столь спокойна.
— Вы поразительно быстро превратились из джентльмена в скотину. Мои поздравления мисс Боумен! Она умеет влиять на людей.
— Что вы с ней сделали?
— Сделала с ней? — Она искренне изумилась. — Что вы имеете в виду, черт вас возьми, Уэстклиф?
— Сегодня утром вы просили ее прийти в сад бабочек.
— Я никогда не ухожу так далеко из дома, — высокомерно произнесла графиня. — Смешно!
Маркус схватил ее за шею и накрутил нити жемчуга на кулак. Графиня задыхалась.
— Скажите, где она, иначе я сверну вам шею, как цыпленку.
Саймон Хант опять схватил его сзади. Не доводить же дело до убийства!
— Уэстклиф!
Сильнее натягивая ожерелья, Маркус не мигая смотрел в глаза матери. Он видел, как в их глубине победно засверкал мстительный огонек… Вдруг он услышал голос Ливии.
— Маркус! — закричала сестра. — Маркус, можешь придушить ее немного позже, я даже согласна помочь. Но сначала надо выяснить, как было дело.
Глаза графини, казалось, вот-вот вылезут из орбит.
— Ваша жизнь имеет ценность только потому, — сказал он хрипло, — что вы одна знаете, где Лилиан Боумен. Не скажете — отправитесь к чертям в ад. Говорите, или я вытрясу это из вас. Поверьте, я достаточно унаследовал от отца, чтобы убить вас без промедления.
— Да, унаследовали, — проскрипела графиня, поправляя ожерелья. Она даже нашла силы злобно улыбнуться. — Вижу, что все ваши попытки казаться благороднее, добрее, мудрее, чем был ваш отец, потерпели провал. Тлетворное влияние этой мисс Боумен, которая…
— Отвечайте немедленно! — заорал он.
Графиня не потеряла самообладания, но вдруг как-то сникла.
— Признаю, что встречалась сегодня с мисс Боумен в саду бабочек. И она объявила, что уезжает с лордом Сент-Винсентом. Решила с ним сбежать.
— Ложь! — закричала Ливия.
Закричали и еще несколько женщин. Это в дверях стояли «желтофиоли», вне себя от тревоги и негодования.
Маркус разжал руки. Сначала он обрадовался: значит, Лилиан жива! Но ведь она в опасности! Сент-Винсенту отчаянно нужны деньги. Похитить Лилиан — прекрасный выход. Маркус повернулся к Саймону Ханту. Тот уже кое-что прикинул:
— Конечно, он повезет ее в Гретна-Грин. Они двинутся на восток, пока не доберутся до главной дороги на Хертфордшир. Он не рискнет путешествовать окольными дорогами через болота, да и дороги там разбитые, можно сломать колесо. От Хертфордшира до Шотландии примерно сорок пять часов езды. Это при скорости десять миль в час, но им придется делать остановки, менять лошадей. Графиня рассмеялась:
— Вам их ни за что не догнать! Ну что, Уэстклиф? Я ведь говорила — будет по-моему!
— Замолчите, старая ведьма! — крикнула Дейзи Боумен. Ее глаза сверкали на бледном лице. — Лорд Уэстклиф, может, мне побежать на конюшню? Пусть седлают лошадь?
— Двух лошадей, — решительно сказал Хант. — Я еду с графом.
— Какие лошади подойдут?
— Жасмин и Эбен, — крикнул Маркус.
Это были его лучшие арабские скакуны, способные выдержать многочасовую скачку. По скорости они, конечно, несколько уступали полукровкам, но Сент-Винсент в карете будет ехать втрое медленнее, чем они…
Дейзи исчезла в мгновение ока. Маркус повернулся к сестре:
— Проследи, чтобы графиня успела убраться отсюда до моего возвращения. Пусть берет все, что хочет, и вон из поместья!
— А куда мне ее отправить, как ты думаешь? — спросила Ливия. Она была очень бледна, но настроена решительно.
— Хоть к черту, лишь бы она никогда не вернулась. Графиня поняла — ее ждет ссылка. Она поднялась с кресла.
— Меня не вышвырнуть отсюда просто так, милорд. Ничего не выйдет!
— А если мисс Боумен будет причинен хоть малейший вред, — продолжал Маркус, — пусть она молит Бога, чтобы я до нее никогда не добрался.
Ему пришлось прокладывать путь сквозь толпу гостей и слуг, собравшихся возле дверей. Саймон Хант вышел вслед за графом, прощаясь на ходу с Аннабел и целуя ее в лоб. Она смотрела вслед мужу, кусая губы.
Долго никто не решался заговорить, но графиня все-таки проворчала:
— Не важно, что станет со мной, главное — я не дала ему испортить нашу кровь.
Ливия смотрела на мать с жалостью и презрением.
