— Знаю? — Он потряс головой. — Гвен, войдите. Я не понимаю, о чем вы говорите. — Он устало поплелся на кухню, оставив дверь открытой. — У меня тут курица, если хотите.
И тогда его осенило. Он поднял голову и взглянул на негритянку. Она покачала головой, увидев выражение его лица.
— Ты действительно не имел представления? Я думала, кто-нибудь сказал тебе, видя, как ты ее любишь. Мейбл — это я.
— Мейбл Бове? — Он уставился на нее. — Все эти годы вы жили здесь? — Еще одна часть головоломки встала на место. — И Элли — ваша внучка?
— Правильно. И она — единственное, что у меня осталось, сынок, поэтому я хочу, чтобы ты сел и послушал меня.
Он сел.
— Я сочувствую тебе, сынок, — сказала она. — На самом деле. Я знаю, что ты считаешь, будто живешь под каким-то проклятием, и сама когда-то думала о себе так же. Но я хочу, чтобы ты задумался обо всех этих потерях в твоей жизни. Бог ни за что не карает тебя. Твоей маме было под шестьдесят, и она курила, как паровоз, с десяти лет, так что неудивительно, что с ней случился сердечный приступ. Твой брат отправился на войну, а это, конечно, увеличивает шансы погибнуть молодым. Твой отец пустил себе пулю в лоб, потому что не смог вынести всех этих потерь. Единственная, кого ты потерял не по ее вине, — это твоя жена. Это было горько, Блю. Это было ужасно, и мы все плакали вместе с тобой.
— Не надо, — прошептал он.
— Не останавливай меня, — проговорила она. — Оторви задницу от стула и ступай за своей женщиной. Маркус сказал мне, что она ждет ребенка, и говорю тебе: ты еще не видел несчастий в своей жизни, если этот ребенок родится не в нашем городе, где мы все сможем любоваться им. Включая тебя.
Блю смотрел на нее и не знал, плакать ему или смеяться.
— Не могу поверить, что я все эти годы беседовал с вами о Мейбл.
Она улыбнулась, и в ее улыбке он увидел сногсшибательную молодую женщину, полную огня.
— Мне было это приятно. — Она потыкала вилкой в кусок курицы. — Думаю, именно тебя Господь избрал для того, чтобы все здесь стало на свои места. Видишь, как это произошло? Он решил, что ты достаточно страдал, и послал тебе женщину.
Блю наклонил голову. И заплакал, не стыдясь. Когда-нибудь он снова будет петь блюзы. Такова жизнь. Но не сегодня.
Элли с бабушкой проговорили несколько часов. О книге и об удивительных открытиях, связанных с ней, о городке Пайн-Бенд, и наконец Элли поведала о своих поисках отца.
Было уже за полночь, и Элли чувствовала себя виноватой, но бабушка казалась не более уставшей, чем сама Элли. Они уже поели и убрали посуду и сидели сейчас за кухонным столом с корзиночкой арахиса, Джеральдина любила арахис и передала эту любовь внучке. Элли вздрогнула. Она родственница Мейбл Бове! Только представить себе!
— Что такое, Элли? Ты весь вечер о чем-то задумываешься. Об этом мужчине?
— Нет, — тихо ответила она. — Я думаю о другом. — Она открыла сумочку, достала две фотографии, украденные из чемодана Роузмэри, и положила на стол одну. На ней смеялась Диана, глядя на кого-то, кто не попал в кадр. — Я обнаружила это, когда искала материал о Мейбл, — сказала Элли.
Джеральдина с болезненным вскриком взяла снимок.
— А она была такой хорошенькой. Я никогда не знала, что с ней делать. — Она выжидательно подняла глаза. — И ты обнаружила своего папу, верно?
Элли глотнула и положила фото Маркуса и Джеймса, обнявшихся перед камерой.
— Тот, что слева, — сказала она, — Джеймс Гордон. — Джеральдина только кивнула.
— Ты очень на него похожа.
— Ты даже не удивлена?
Бабушка поджала губы. Покачала головой:
— Не очень. Твоя мама, конечно, ничего не говорила, но я подозревала чтото такое.
— Подозревала?
— Не удивляйся так сильно — она вернулась и молчала, ни словом не заикнулась о том, кто отец ребенка. А когда ты родилась, она плакала и плакала, словно у нее разрывалось сердце. Я решила, что ты похожа на него.
— Ты никогда ничего не говорила. Джеральдина положила фото.
— А зачем, Элли? Твоя мать умерла. Я понятия не имела, кто твои родственники. Ты жила с нами, в маленьком городке, внебрачный ребенок девушки, которая всегда поступала по-своему. Было трудно и без моих подозрений. А твой дед напрочь отказывался видеть кого-либо. — Она взглянула на снимок. — Он был достаточно либерально настроен для своего времени, но это разбило бы его сердце — узнать, что его дочь…
Элли кивнула. Дедушка был продуктом своей эпохи и культуры. Он никогда бы не стал сквернословить ни на людях, ни дома и никогда не унижал людей с другим цветом кожи, но ему приходилось тяжело в мире, где все перемешалось. Ему нравилось, что в кафе на Пар-стрит обедают белые старики, а цветные предпочитают Маркет-стрит.
— Но это никак не помешало бы ему любить тебя, детка.
— Я знаю.
— Ну, и ты встретилась с ним? Он знает, что он твой папочка?
Элли подняла глаза, снова ощутив эту мимолетную печаль.
— Нет. Он погиб во Вьетнаме. Она пыталась уговорить его бежать в Канаду, но… — Элли устало пожала плечами: — Может, все это было напрасно.
— Нет. Ты знаешь. Твои поиски были не напрасными. — Бабушка коротко рассмеялась. — И ребеночек теперь не будет для тебя таким уж сюрпризом. Я об этом немного беспокоилась, что твой черненький ребенок тебя сильно удивит.
Элли рассмеялась:
— Ой, было бы интересно попытаться объяснить это. — Их хихиканье заглушил звук мотора, и свет фар пронесся по стенам кухни.
— Кто это может быть, черт побери? — спросила Джеральдина, подпрыгнув.
Сначала хлопнула дверца машины, и только потом заглушили мотор и выключили фары; Элли встала, думая, как это странно. Ничего не подозревая, они с бабушкой вышли на крыльцо. Там включили свет и сразу увидели большой черный грузовик, к которому Элли так привыкла, и мужчину за рулем. Второй мужчина уже подходил к ним, вид у него был помятый и усталый, волосы всклокочены, как после сна, а ноги босы.
— Элли, черт побери, — протяжно проговорил он, уперев руки в бока.
— Это он? — спросила Джеральдина, подходя ближе.
— Да. — Элли не могла понять, в чем дело. — Блю, что ты здесь делаешь?
— Знаешь, — ответил он, приближаясь, — я не могу ответить на этот вопрос. — Он переключил внимание на Джеральдину. — Здравствуйте, мэм. Вы, должно быть, бабушка Элли. Она много о вас рассказывала, но ни разу не упомянула о том, что унаследовала свою красоту от вас.
Джеральдина фыркнула от такого экстравагантного комплимента, но Элли почувствовала, что он тем не менее доставил ей удовольствие.
— А вы Блю?
— Да. Я был полным болваном.