От того, как он произносит «инцидент», у меня холодок бежит по спине.
— Да уж, круто повысили.
Алекс прислоняется к стене — образец непринужденности. Но я чувствую по голосу, что он напрягся. Он не знает, как поступить дальше, что еще сделать, чтобы охранник пропустил нас внутрь отделения.
Фрэнк пожимает плечами.
— Здесь потише, это точно. Никто не входит, никто не выходит. Ну, почти никто.
Он снова обнажает в улыбке свои жуткие зубы, но глаза те же, как пеленой подернуты. Интересно — это побочный эффект исцеления или он всегда был таким?
Фрэнк откидывает назад голову и, прищурившись, смотрит на Алекса. Так он еще больше похож на змею.
— Так что ты там слышал о Томасе?
Алекс не меняет манеру поведения, все так же беспечно улыбается и крутит на пальце беджик.
— Да так, ходили слухи, — он пожимает плечами, — ты же знаешь, как это бывает.
— Знаю, — говорит Фрэнк. — Только в ДКИ этому не очень-то обрадовались. Посадили нас под замок на несколько месяцев. Так что конкретно ты слышал?
Я уверена, что это важный вопрос, что-то вроде теста.
«Осторожнее!» — мысленно кричу я Алексу, как будто он может меня услышать.
Алекс колеблется всего секунду.
— Слышал, что он начал сочувствовать не тем, кому надо.
Вдруг все становится на свои места. Алекс говорил, что у него есть здесь друзья. Судя по всему, в прошлом у него был доступ в шестое отделение. Один из охранников был сочувствующим, может, даже активным участником Сопротивления. У меня в голове звучит фраза, которую любит повторять Алекс: «Нас больше, чем ты думаешь».
Очевидно, Алекс дал правильный ответ, потому что Фрэнк заметно расслабляется и поглаживает автомат, как любимого щенка. Наверное, решил, что Алексу можно доверять.
— Все верно, — говорит он. — Не ожидал от него такого. Конечно, я его толком не знал, видел иногда в комнате отдыха, в сортире пару раз сталкивались. Он был не очень-то разговорчивым. Теперь я понимаю почему. Наверное, любил поболтать с заразными.
У меня перехватывает дыхание — я впервые слышу, чтобы кто-то из представителей власти признавал существование людей в Дикой местности. Я понимаю, что Алексу тяжело стоять тут и как ни в чем не бывало болтать о друге, которого арестовали за то, что он сочувствующий. Наказание наверняка последовало незамедлительно и было жестоким, тем более что этот парень состоял на государственной службе. Скорее всего, его повесили, или расстреляли, или посадили на электрический стул. А если суд был милосерден, если суд вообще был, то казнь заменили на пожизненный срок в одиночке в «Крипте».
Поразительно, но голос не изменяет Алексу.
— И на чем он попался?
Фрэнк продолжает поглаживать свой автомат, от того, как он это делает — нежно, будто хочет оживить, — у меня тошнота подкатывает к горлу.
— Да ни на чем конкретно.
Фрэнк откидывает назад волосы, лоб у него весь в красных пятнах и блестит от пота. Здесь намного жарче, чем в других отделениях, наверное, в этих стенах даже воздух воспаляется и гниет.
— Просто решили, что он должен был знать о побеге. Он отвечал за осмотр камер. А туннель за одну ночь не выроешь.
— О побеге? — непроизвольно вырывается у меня.
Сердце начинает бешено колотиться у меня в груди. Никому и никогда не удавалось сбежать из «Крипты». Никогда.
Фрэнк перестает гладить ствол автомата и снова постукивает пальцем по спусковому крючку.
— Ну да, — говорит он, глядя на Алекса, как будто меня вообще не существует. — Ты должен был об этом слышать.
Алекс пожимает плечами.
— Слово — там, слово — здесь. Ничего определенного.
Фрэнк смеется. Звук жуткий. Однажды я видела, как две чайки подрались в воздухе из-за куска какой-то еды, смех Фрэнка напоминает мне их крики.
— О, все очень даже определенно, — говорит он. — Это случилось в феврале. Вообще-то именно Томас поднял тревогу. Естественно, если он был замешан, у нее была фора часов в шесть-семь.
Фрэнк произносит «у нее», и вокруг меня, кажется, рушатся стены. Я отшатываюсь назад и упираюсь спиной в холодные камни.
«Это могла быть она», — думаю я и на секунду, к своему стыду, чувствую разочарование.
Потом я напоминаю себе, что ее вообще может здесь не быть, что это могла быть любая женщина из сочувствующих или Сопротивления. Но головокружение не проходит. Меня волнами накрывают тревога, страх и отчаяние.
Откуда-то издалека доносится голос Фрэнка.
— Что с ней такое? — спрашивает он.
— Воздух, — с трудом выговариваю я. — Здесь нечем дышать.
Фрэнк снова смеется противным скрипучим смехом.
— Ты так думаешь? Да здесь рай по сравнению с камерами.
Кажется, ему все это доставляет удовольствие. Я вспоминаю, как мы с Алексом поспорили несколько недель назад. Он говорил, что исцеление не может принести пользу. А я говорила, что без любви не будет и ненависти, а без ненависти — насилия.
«Ненависть еще не самое страшное, — сказал тогда Алекс. — Самое страшное — равнодушие».
Алекс обращается к Фрэнку. Голос его звучит по-прежнему тихо и непринужденно, но в нем появилась настойчивость. С такой интонацией уличные торговцы уговаривают тебя купить коробку мятых ягод или сломанную игрушку.
«Ладно, я тебе уступлю, нет проблем, верь мне».
— Послушай, пусти нас туда всего на минуту. Дольше это не займет. Ты же видишь, она уже и так напугана до смерти. Мне приказали притащить ее сюда, а у меня сегодня выходной, я на пирс собирался пойти порыбачить. Понимаешь, если я отведу ее домой, а у нее мозги на место не встанут, мне придется опять сюда с ней тащиться. Лето уже заканчивается, у меня всего два выходных…
— В чем вопрос? — Фрэнк кивает в мою сторону. — Если у нее проблемы, их легко можно исправить.
Алекс натянуто улыбается.
— Ее отец, Стивен Джонс, — специальный уполномоченный в лабораториях. Он не хочет проводить процедуру раньше срока, вообще не хочет проблем. Ему ни к чему лишний шум, ты же понимаешь.
Это наглая ложь. Фрэнк может спокойно потребовать у меня удостоверение личности, и тогда нам с Алексом конец. Я не знаю точно, какое наказание предусмотрено за проникновение в «Крипту» по ложным основаниям, но уверена, что ничего хорошего нам в любом случае не светит.
Фрэнк впервые проявляет ко мне интерес: он молча оглядывает меня с головы до ног, как будто грейпфрут в супермаркете выбирает, потом встает с табурета и вешает автомат на плечо.
— Ладно, — наконец соглашается он. — Пять минут.
Пока Фрэнк возится с электронной панелью на двери — надо не только код ввести, но и отсканировать отпечатки пальцев на специальном экране, — Алекс берет меня за локоть.
