– Значит, можно начинать?
– Да, можно начинать. Самое время…
И тут колени его подкосились, словно туловище подломилось, и он стал сползать на каменный пол. Антон успел его подхватить и удержать. Вдруг рот старика приоткрылся, и оттуда хлынула кровь.
– Не умирай! Только не умирай, – закричал Антон и потащил его наверх. Ноги отчима бессильно ударялись о ступени. В какой-то момент Антону показалось, что он вдруг стал легче, и тотчас его глаза закатились и взгляд остановился.
– Не умирай! Не умирай! – Антон стал трясти его тело, и голова с закрытыми глазами болталась из стороны в сторону.
Он дотащил его до столовой и опустил тело на диван. Рука тут же свесилась и ударилась со стуком о пол. На лестнице в халате появилась мать с испуганным лицом.
– Что случилось?
Антон повернулся и произнес:
– Кажется, он умер….
Потом была ее истерика.
Приехала «Скорая». Все было бесполезно. Мать накачали снотворным и успокаивающим и уложили в постель. Антон надел на Воланда ошейник, взял поводок и поехал домой. Ничего не понимающая собака радостно махала хвостом, быстро запрыгнула в машину на переднее сиденье и высунула в окно морду. Потом, когда машина разогналась, стала хватать ртом воздух, пытаясь укусить его зубами.
Глупая собака. Глупая жизнь.
Прошли три дня после похорон. Борис перевел двести миллионов долларов на счет «Инвест Ренессанс». Еще через неделю Антон вложил их в акции «Сибирькалия», которые на тот момент рухнули после приезда комиссии на комбинат и начала санации. Все шло по плану. Каждый день Антон два раза выгуливал Воланда, ездил на работу и ждал момента, когда акции вырастут в цене, чтобы все распродать и выйти из бизнеса.
Как-то летним днем он сидел в открытом кафе напротив входа в МХТ и увидел стриптизершу, с которой когда-то провел ночь. Она была с парнем, и он вошел внутрь кафе, не захотев сидеть на улице, а она подсела на минутку к Антону, одетая в легкое сатиновое платье, эспадрильи и с сумкой на длинном ремне.
– Как дела? – спросила она, закидывая ногу на ногу.
Антон пожал плечами.
– Не ожидала тебя увидеть. Ты ведь больше не заходил в клуб?
– Нет.
– А я там не работаю уже месяц.
– Помогла моя притча?
– Не знаю… Жизнь, наверное, просто изменилась в лучшую сторону. А ты?
– Что я?
– Все еще боишься темноты?
Антон покачал головой:
– Нет. Больше не боюсь.
– Живешь один?
– Нет.
– Кто же эта счастливица?
– Я живу с собакой.
– А-а-а…
– Но я действительно влюблен.
– Что, правда?
– Да.
– В кого?
– В девушку из своего сна.
Стриптизерша рассмеялась.
– Ну, ты и чудила! Сейчас расскажешь очередную притчу?
– Нет. Все так и есть…
Девушка поднялась со стула и собралась идти внутрь кафе, где ее поджидал парень. Он уже несколько раз махал ей рукой.
– Хорошего тебе дня! – сказала она.
– И тебе – хорошего дня, – ответил Антон.
Он допил кофе, оставил деньги на столе, поднялся и не спеша пошел вниз по вымощенной булыжником улице. Солнце светило ярче обычного, посылая к земле магнитную бурю.
15 сентября 2008 года крупнейший банк США Леман Бразерс объявил себя банкротом, задолжав 620 миллиардов долларов. После этого цунами обвала понеслось по земному шару, превращаясь в глобальный мировой финансовый кризис, ломающий фондовые рынки, национальные валюты и цены на сырьевые товары. Тихой гавани для него не существовало. Акции большинства компаний рухнули, вызывая многочисленные распродажи и усиливая и без того стремительный обвал рынка. Российские биржевые индексы РТС и ММВБ упали за несколько дней на 70 процентов. Все несли колоссальные убытки, каждую минуту разорялся какой-нибудь банк или фонд. Нефть со ста пятидесяти долларов упала до сорока, суверенный рейтинг России снизился до «негативного».
Все это время Антон не суетился, не паниковал и не делал никаких движений, чтобы спасти свой бизнес. Это было бесполезно. Часами он сидел перед панорамным окном и пил легкое столовое вино. Думал о всякой всячине и почти пришел к выводу открыть, когда это все кончится, компанию по доставке цветов. Даже раскраску автомобилей-фургончиков придумал. Но этому не суждено было случиться. Его фонд был разорен, как многие другие фонды и инвесторы.
«Время разбрасывать камни и время собирать», – говорил он себе все это время.
Да, вместе с осенью пришло время распродавать все, что было. Это, на удивление, не заняло много времени. Главным достижением стало то, что Антон чудом спас свою квартиру и разъездную «Тойоту», убитую в хлам. Все остальное – активы, а также машины, картины, антиквариат и коллекцию дорогих вин – пришлось продать, чтобы расплатиться с долгами. Денег на фирму по перевозке цветов не оказалось.
Когда Антон встал из своего кожаного кресла, которое ему уже не принадлежало, он был фактически нищим. Он собрал свои вещи и с большой картонной коробкой на лифте спустился вниз. Сложил это все на заднее сиденье «Тойоты», забрался в тесный салон, пахнущий дешевым дезодорантом, которым пользовался курьер, и поехал домой.
Чувствовалось приближение осени. Антон медленно ехал, открыв боковое окно и подставляя лицо ветру. Рекламных билбордов «Инвест Ренессанс», как и самой компании, больше не было, но Антон не жалел об этом. Он думал об отчиме и Наташе. И его расстраивал факт того, что все в этом мире так быстротечно, а любые попытки ухватить и задержать рукой время были похожи на бесполезные броски Воланда, пытавшегося укусить ветер.
Осень была холодной, ясной и тихой. По утрам трава покрывалась серебристой изморозью и была хрупкой на ощупь, как высохший лист. На мерзлой земле ботинки не оставляли отпечатки следов. Листва уже облетела с большинства деревьев, и они стояли неожиданно высокие, голые и чертили ветками на голубом небе невидимые глазу послания. Люди не выходили из дома без шапок и теплых перчаток. На улице их дыхание сразу же превращалось в бело-розовое облачко пара. Скоро должен был высыпать первый снег.
Антон без цели колесил по городу под одну и ту же композицию Jay-Z. Когда она кончалась, он ставил ее снова и ехал куда глаза глядят.
Улицы были декорациями его грусти.
В руке Антон держал бутылку с красным вином, которое купил в винотеке. Вино было хорошим и терпким. В нем чуствовались ветер с гор и утомленное солнце. Оно было чувственное и ненавязчивое, как красивая женщина, принадлежащая другому мужчине. Оно словно говорило – терять тоже приятно и в боли есть свое тонкое наслаждение, только понимаешь это всегда слишком поздно.
