Вы не поверите, до чего стойко люди переносят лишения. Это заставляет их чувствовать себя смелыми и нужными. Богач ли, бедняк, жена банкира или секретарша — все идут на рынок с одной и той же промтоварной книжкой и возвращаются с одними и теми же продуктами. Это уже не та буржуазная Гринголандия, которую вы знали, где дамы устраивают вечеринки, пока бездомные на улицах мрут от голода. Теперь все согласны с вашей Розой Люксембург: «Высший идеал — в служении интересам народа». Женщины согласны экономить даже на пище и одежде для собственных детей. У моих соседей семеро мальчишек, которых зовут Ромул, Вергилий и так далее; ребята бегают в тряпичной обувке и делают игрушки из мусора, найденного на обочине. При этом их мать каждый божий день встречает меня фразой: «Прекрасное утро, не правда ли, мистер Шеперд?» Другая соседка принесла мне «яблочный пирог» из крекеров (боится, что холостяк будет голодать) и объяснила, как нужно стелить постель: раз в две недели выворачивать белье наизнанку, чтобы оно прослужило дольше. Даже во сне мы можем выиграть войну!
Подобный образ мысли ободряет. Американцы относятся к будущему как к дому, который они собственноручно возводят с помощью досок и молотков, а не как к зреющему плоду, который неожиданно может сгнить по естественным причинам. Помните, вы предостерегали меня от мексиканских писателей, которые могут остудить мой пыл? Это было в больнице. Мы обсуждали «Тех, кто внизу», фрагмент, где революционная борьба сравнивается с камнем, который катится с горы, повинуясь бессмысленной силе тяжести. Вы тогда советовали не приглашать писателей, если я надумаю закатить вечеринку.
Но американцам подавай другую версию истории: они уверены, что камень может катиться не с горы, а в гору. Возможно, вам это покажется бредом, но на деле подобная наивность не так уж и плоха. Здесь у автора получается закончить роман, даже не подумав отравиться. И в истории Кортеса можно усмотреть жизнеутверждающую мысль о том, что каждый — хозяин своей судьбы. Люди воспряли духом и рвутся в бой.
Здесь, в доме моего отца, как вы когда-то назвали Америку, я внимательно присматриваюсь, размышляя о том, не обрел ли наконец пристанище. Страна «честного курса» и упорного труда, как говаривал мой старик. Вот и я честно ограничиваю себя в желаниях и упорно стучу по клавишам, пока пальцы не одеревенеют от усталости. Быть может, хоть кому-то здесь понадобится то, что я пишу. Смотрите, как гордо вытягивается на строчке это местоимение, как распрямляет плечи. Я стараюсь привыкнуть к гордому американскому «Я».
Стопка контрабандных страниц почти превратилась в книгу. Старая пишущая машинка скрежещет железными зубами; битва почти закончена. Как ни печально, но Кортес в конце концов взял город. Меня так и подмывало переписать историю, вернуть Мехико ацтекам. Но, не будь этих четырех сотен лет угнетения, что бы изображал на фресках Диего? И я решил оставить неизбежность мексиканской революции, в основном ради вас.
Мне нужен ваш совет. Быть может, у вас или у Диего есть в Нью-Йорке знакомцы, которые не откажутся краем глаза взглянуть на рукопись, когда я наконец ее домучаю. Надо будет куда-нибудь ее отослать. Невозможно больше хранить в доме эту кучу бумаги, которая, словно оспа, расползлась по всему полу и пугает кошку. Придется мне проявить силу воли, в противном случае одна книжка превратится в две.
Передавайте привет Диего и Перпетуе, если этот перпетуум-мобиле по-прежнему с вами. Буду рад известиям о Наталье и Севе.
С любовью,
ваш друг Инсолито
30 ИЮНЯ 1944 года
Дорогая Фрида,
спасибо за адрес вашего друга в Нью-Йорке. Мистеру Моррисону еще предстоит пожалеть о вашей неосторожности, потому что я наверняка ему напишу. Печально слышать о неприятностях Диего, но борьба за право построить каменный храм-музей в Педрегале звучит сюрреалистичнее, чем название любой картины с вашей парижской выставки. Уж он-то не станет размениваться на мелочи. Вы ничего не написали о вашем здоровье, и я счел это хорошей новостью: значит, операции в Калифорнии прошли успешно. Жаль, что нет вестей от Натальи, но тому может быть множество причин, учитывая, что дела во Франции обстоят плачевно и прямое почтовое сообщение с Мексикой отсутствует. Но все равно движение за социалистическую демократию, похоже, восстает из пепла, рабочий класс борется с режимом Виши, если верить известиям из Парижа. Лев бы наверняка порадовался за бедную Францию.
Дни, проведенные со Львом и Натальей, кажутся такими далекими, что я всякий раз вздрагиваю, натыкаясь на упоминания о прошлом. Взгляните на фотографию из журнала, которую я прикладываю к письму: вы наверняка узнаете двоих молодых людей из Нью-Йорка, которые некогда охраняли Льва. Чарли и Джейк. Вы должны их помнить. Я подскочил на месте, когда увидел их на странице по соседству с Мэри Мартин[181], рекламирующей зубной порошок Calox. Снимок сделан на митинге за мир в Карнеги-холле, где собралось несколько сотен человек с требованием прекратить войну. Статью не высылаю, но вы и сами можете догадаться: «…присутствовали троцкисты, члены профсоюза водителей грузового транспорта, преподаватели-социалисты, а из старой гвардии — квакеры; чокнутые представители общественных меньшинств, которые надеются поднять сопротивление и ищут легких путей». Иными словами, обычная ваша пятничная встреча с друзьями, только без молитв. Здешние жители ничем не отличаются от мексиканцев, и страсти тут кипят те же. Да и газетчики похожи. Любой мало-мальски толковый репортер ради красного словца с легкостью пожертвует фактами.
Сдается мне, что и новости о событиях в Калифорнии, которые так вас переполошили, того же сорта. Нас хотят запугать. Стремясь перещеголять гигантскую обезьяну, карабкающуюся по небоскребу, журналисты объявляют безобидных здешних японцев предателями, лелеющими коварные замыслы. И кинозвезды, рассказывающие о садовниках, которые якобы поливают их овощи ядом, — еще цветочки. Сродни сплетням о том, что Диего ест человечину. Кому, как не вам, знать этих писак. Они не дают вам покоя с того самого дня, как вы стали женой известного художника, а вы по-прежнему делаете все, что вам заблагорассудится. Все это чепуха. Не слушайте их, Фрида. Предложение отправить японцев, живущих в Америке, в концлагеря — полная нелепица, из-за которой не стоит беспокоиться.
Верьте в нашего мистера Рузвельта, который никому не даст упасть духом. Американцы встречают его с таким же благоговением, как флаг: большинство знает лишь один флаг и одного президента. Представьте себе, он занял этот пост, когда я еще учился в военной академии! Тогда мы с мальчишками частенько прохаживались на его счет, пусть и беззлобно; теперь же это наш собственный Ленин, замысливший новую американскую революцию. На прошлых выборах его поддержали даже коммунисты. Все единогласно одобряют гарантии полезного труда и защиту от былых лишений. Недавно президент даже обложил предприятия налогом, чтобы не наживались на войне, и регулирует цены на продовольствие, чтобы все получали по справедливости. Все для блага народа!
Ваш старый друг
