Роза привстала, словно собираясь последовать за ним, но Надин, протянув руку, толкнула ее обратно на стул.
— Нет, — твердо сказала она.
Стюарт вздохнул и почесал шрам над бровью — результат его первого единоборства со взрослым самцом. Это должно было случиться, когда в семье появляется незнакомец. Он посмотрел на Селуччи, который невозмутимо вытирал кетчуп с локтя — Дэниел снова слишком энергично сжал бутылку, — а затем на Надин. Решение о разделении Розы и Питера должно быть принято сегодня вечером. Это уже нельзя было дольше откладывать.
Ураган тайком прокрался в амбар и осмотрелся в поисках крыс, на которых можно было сорвать свой гнев. Но не нашел ни одной. Это обстоятельство никак не способствовало улучшению его настроения. Oн погнался за стайкой скворцов, взлетевшей в воздух, но не сумел ухватить за хвост ни одного из них. Шлепнувшись на землю в тени машины Селуччи, он оказался немного обеспокоен состоянием спутанной шерсти на плече.
«Паршивая жизнь», — решил Ураган.
До наступления темноты оставалось еще два час Еще два часа до того времени, когда он сможет наконец проявить себя. Когда сможет вцепиться зубами в глотку этого человека и вытряхнуть из него всю правду. Он представлял себе реакцию своей семьи — и Розы, — когда он войдет и объявит: «Я знаю, кто убийца», или, еще лучше, когда войдет и швырнет его тело на пол.
В этот момент, почти неуловимо, над всеми этими запахами стали, бензина и масла, он почуял струю знакомого запаха. Ураган встал на ноги. На пассажирской стороне машины Селуччи вдоль верхнего края стекла он обнаружил участок, на котором остро почуствовал запах мужчины из черного с золотом джипа.
Ураган нахмурился и лизнул языком нос.
И тут он вспомнил.
Запах, который он ощутил в гараже, еле различимый след, оставшийся на поднятом капоте разбитой машины Генри, был, за исключением его насыщенности, идентичен запаху, обнаруженному здесь и сейчас.
Это меняло все дело. Вечерняя встреча могла оказаться только западней. Ураган зацарапал когтями землю и принялся тихо скулить, испытывая страшное волнение. Это было классно задумано. Одно это могло убедить любого воспринимать его заявление с максимальной серьезностью.
— Питер?
Он навострил уши. Это был голос его дяди, доносившийся из дома, однако тот не звал его, но о нем говорил. Ураган медленно пополз вперед, пока не смог увидеть то, что происходило с другой стороны машины, оставаясь при этом никем не замеченным. Удачные условия для подслушивания создавались также тем, что он находился с подветренной стороны.
Его дядя и детектив Селуччи сидели на задней веранде.
— С ним все в порядке, — продолжал Стюарт, — он просто, как бы поточнее выразиться, он — подросток.
Селуччи фыркнул:
— Я понимаю. Подростки.
Оба мужчины покачали головами.
Ураган тихонько зарычал. Так значит, они могли отвергнуть его заявление всего одним словом? Скажут, подросток, словно это была какая-то болезнь. Будто это все объясняет, будто он все еще неразумный ребенок. Шерсть на загривке вздыбилась; губы оттянулись назад, во всю длину оскалились его блестящие клыки. Он им еще покажет.
Сегодня вечером.
— Конечно, вплоть до начала шестидесятых большинство стрелков считали, что никто никогда не выбьет в международных состязаниях свыше 1150 очков, но затем в 1962 году парень по имени Гэр Андерсон выбил 1157 из винтовки произвольного типа. Так вот, в тот день челюсти кое у кого отвисли до самого пола, а большинство уверовали, что этот рекорд никогда не будет побит. — Берти покачала головой, удивляясь тому, во что только могут верить люди. — Они ошибались, разумеется. 1150 очков — это был, что называется, психологический фактор, и когда Гэри побил этот рекорд, идти дальше стало намного легче. Я, пожалуй, заварю еще один чайник. Вы уверены, что больше не хотите кофе?
— Нет, спасибо. — С тех пор как она ушла со службы в полиции, ее способность переносить кофеин резко упала, и Вики уже чувствовала эффект тех трех чашек, которые успела выпить. Нервы были натянуты так, что она почти слышала, как они звенят при каждом ее движении. Оставив Берти на кухне, она поспешила в гостиную к телефону.
Женщина сравнивала списки имен, и время летело незаметно. Солнце, громадный красный диск которого так четко выделялся на небе, что казался ненатуральным, дрожало на краю горизонта Вики взгляну на часы. Восемь тридцать три. Тридцать пять минут до заката. Тридцать пять минут до пробуждения Генри.
Вампир сказал, что его рука за ночь окончательно заживет, так что, возможно, он и Селуччи смогут вместе скрытно наблюдать за тем деревом, а она попросит Питера заехать за ней и отвезти на ферму. Вики издала сдавленный смешок, представив себе, как может быть воспринята такая идея, и, усевшись в кресло, включила один из светильников. Определенно она выпила слишком много кофе.
Фамилии одиннадцати стрелков, участвовавших в последней Олимпиаде, совпали с имеющимися в списках местных клубов. Настало время для следующей операции.
— Алло, миссис Скотт? Мое имя Терри Хановер, я журналистка и пишу статью об участниках Олимпийских игр. Мне хотелось бы знать, нет ли среди ваших клиентов Брайана Скотта, бывшего членом канадской стрелковой команды на Олимпийских играх 76-го года в Монреале? Нет? Но вы ездили в Монреаль… Это очень интересно, но, к сожалению, я хотела бы побеседовать непосредственно с самими участниками. — Вики подавила вздох. — Простите за беспокойство. Спокойной ночи.
Одним меньше. Осталось десять. Чтобы добиться правды, приходится лгать.
«Привет. Меня зовут Вики Нельсон, и я частный детектив. Стреляли ли вы сами или кто-нибудь из ваших знакомых в вервольфов?»
Она поправила очки и, вздохнув, набрала следующий номер без особой надежды на успех.
Для Генри время захода солнца всегда воспринималось как момент между жизнью и смертью. Или, может быть, между смертью и жизнью. В один момент его не было. В следующий — сознание начинало приподнимать завесу дня с его чувств. Вампир лежал тихо, прислушиваясь к биению сердца, дыханию, шуршанию простыней, прикасающихся к волосам на груди, к легким, наполняющимся воздухом и выдыхающим его. Он ощущал переплетение ткани под собой, матрас под этой тканью, кровать под ними обоими.
Запах вервольфов, заглушающий даже его собственный, однако, учитывая все обстоятельства, последнее его не удивило. Он открыл глаза и сел, подготовленный для наступающей ночи, распространяя свои ощущения за пределы своего убежища.
Вики не было в доме. Майк Селуччи здесь был.
Восхитительно! Почему Вики не избавилась от него? И где, собственно говоря, она сама сейчас находилась? Фицрой согнул руку и внимательно осмотрел полоску новой кожи на своем плече. Пока еще слишком нежная, плоть нарастала бугорками там, где должна была образоваться новая мышечная ткань, и раны, как таковой, уже не было. Дневное затворничество восстановило его силы, а голод напоминает о себе пока еще чуть слышным шепотом, которым он с легкостью может пренебречь.
