Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
— Отчего же, господин полковник, — проговорил безо всякого промедления Славик, как будто только и ждал этого вопроса. Опять над кабинетом повисла пауза, но уже не такая продолжительная, как предыдущая.
— Ну что ж, как я понял, — продолжал полковник, — вы требуете, чтобы были прекращены подобного роды шмоны, вам бы вернули то, что изъяли, не так ли?
— Абсолютно так, — тут же ответил Дема.
— Ладно, мы исполним ваши требования, но только лишь тогда, когда вы поможете провести в тюрьме телевизионный кабель.
Впервые хозяин улыбнулся, оскалив свои кривые, но, правда, белые клыки, и взглянул уже на нас обоих таким взглядом, будто волк, загнавший сразу две жертвы, что встречается весьма редко.
— Услуга за услугу, господин начальник, — продолжил уже я диалог с этим умником, начатый Демой, все тем же спокойным и вежливым тоном. — Мы пишем и отсылаем через вас депешу на свободу людям, вы получаете то, что надо, — то есть кабель, и наш договор будет соблюден по всем правилам дипломатического, воровского и мусорского искусства, что, согласитесь, большая редкость?
— А вы, Зугумов, однако, оригинальны не по… — Он прервался, но я продолжил его мысль:
— Вы хотели сказать, не по национальной принадлежности, не так ли?
— Да, так, вы правильно меня поняли, — с сарказмом в голосе проговорил легавый.
— Так у меня корни русские, господин полковник, да и прожил я почти всю жизнь в России, и учился в лагерной школе на отлично, даже заочно институт закончил.
— Лучше бы вы жили и учились у себя на Кавказе, ну да ладно.
И опять он обратился не ко мне, а к Деме, явно давая понять, что пытается меня игнорировать. Это было чем-то схожим с одним из приемов следователей, который назывался «плохой мент — хороший мент». Один легавый стращает, в то время как другой, выгнав первого, дает подследственному успокоиться, покурить, а в экстренных случаях и что-то большее, например травку.
Но я лишь улыбнулся этой хитрости, давая ему понять, что зверская быковатость и воровская этика — абсолютно разные понятия и ни в коей мере не совместимы.
— Вы идете сейчас в камеру и составляете свое послание. До вечера вам возвратят все, что изъяли, а дальше посмотрим. Все будет зависеть от того, как скоро сработает ваша депеша. Вы меня поняли, Демченко?
— Ну, конечно, поняли, гражданин начальник! — ответил Славик за нас обоих.
— Ну что ж, в таком случае вы свободны.
Глава 16
Через несколько минут мы были в камере. Первый раунд переговоров был нами выигран. Теперь от нас зависела, казалось бы, самая малость, но мы глубоко ошибались… Отписав маляву положенцу города Владимира и объяснив ему ситуацию, мы отдали ее мусорам. Нам оставалось только ждать, как и с какой серьезностью к ней отнесутся. Затем мы отписали малявы Ворам в крытую тюрьму Владимира, которая была отделена от следственного корпуса, где находились мы. Из Жуликов тогда там были Щенок и Говорунчик — Владимирский.
Два дня все шло спокойно, но на третий арестанты вновь подняли кипеш из-за этих самых телевизоров, а в некоторых камерах баламуты вообще голодовку объявили. Было ясно, что перемирие между мусорами и арестантами закончилось.
После утренней проверки прибежал «кум» и повел нас с Демой к хозяину. Только мы вошли в кабинет, как он тут же без обиняков спросил:
— Можете что-нибудь сделать?
— Конечно, можем, — не задумываясь, ответил Дема, потому что хозяин смотрел на него, по-прежнему игнорируя мое присутствие.
— Что нужно для этого?
— Заведите нас в камеру, на которую мы вам укажем, и через полчаса кипеш прекратится.
— Согласен, — проговорил с волнением в голосе легавый.
Через несколько минут двери одной из камер Владимирского централа за нами захлопнулись, а меньше чем через полчаса кипеш и голодовка на тюрьме прекратились.
Мы бы и без вмешательства мусоров предприняли эти шаги из своей хаты, но таким образом мы одним выстрелом убивали сразу двух зайцев: зарабатывали очки и успокаивали не в меру разбушевавшуюся толпу.
Дело в том, что на тюрьме в то время положенца, как такового, не было. Были положенцы продолов, но для нас они были никто.
Во-первых, еще раньше на наши вопросы в малявах, от кого из Воров они смотрят за положением, один вообще не ответил, а второй написал какой-то бред. Было ясно, что они левые, да еще и хозяин подтвердил наши предположения, предупредив нас, что запустит в любую хату, кроме тех, в которых сидели эти двое…
Мы с Демой не имели полномочий развенчивать их, поэтому поступили по-иному. Сначала зашли в одну из хат на правом крыле, которая была у нас на примете еще раньше. Представившись и поговорив с братвой, мы отписали в несколько камер малявы людям, на которых они нам указали как на порядочных арестантов, затем то же самое проделали на противоположном крыле. В обеих камерах были арестанты, которые где-то когда-то сидели с кем-нибудь из нас, да и без этого мы знали, как сделать все правильно, по-воровски.
Маляву с воли мы получить так и не успели, но впоследствии узнали, что владимирская босота на свободе сделала все как надо, и кабель на тюрьме поменяли. Что касается шмонов по беспределу, то их тоже больше не было, по крайней мере до тех пор, пока мы не освободились. Дело в том, что мы постоянно интересовались у приходивших этапом арестантов из Владимирской тюрьмы о положении на централе, и в частности в транзитной хате «тубанара».
Туберкулезная зона Киржача встретила нас не только тщательным шмоном, но и ярким солнцем, по которому мы так соскучились. В карантине мы пробыли около десяти дней, прежде чем нас выпустили в зону. За это время мы познакомились с положенцем лагеря Татарином, который сразу пришел к нам со всем своим окружением.
Киржач была единственной туберкулезной зоной во Владимирской области, где в воровском плане все было относительно ровно. Дело в том, что сюда, в этот «красный» уголок России, испокон веков свозили воров на ломку, и об этом статусе зоны мы, конечно же, знали заранее. Иначе и не могло быть.
Несколько слов о лагере. Территория его была небольшой, можно даже сказать крохотной, по сравнению с необъятными северными командировками.
Один пятиэтажный жилой дом, разделенный пополам как «локалкой», так и стеной. Столовая, куда мужики ходили строем, но не с песней и не в ногу, как в других зонах. Эта, с точки зрения дилетантов, мелочь была большой заслугой бродяжни этого лагеря. О промзоне, как и о столовой, где я ни разу не бывал, писать не буду, а вот о лагерной больничке пару-другую слов черкну, хотя и этого, думаю, будет много.
Половина первого этажа пятиэтажного общежития, шесть палат, маленькая кухня вместе со столовой, такая же, как и в любой хрущевской пятиэтажке, и комнатка для просмотра телевизора времен царя Гороха.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
