– Неужели так плохо? – спросила я.
– Как дюжина кошек, – уточнил он. – Нет-нет, скорее, как дюжина мартовских кошек, которых волокут топить в болоте.
– Как мило, – с теплой улыбкой проговорила я. – Я специально брала уроки.
Пока Хелен и Чарли позировали фотографу, мы с Джо стояли в углу церковного дворика и с упоением изобретали невинные оскорбления. Перебрасываясь с ним обидными шутками, я была счастлива оттого, что размолвка позади.
– Ну и прическа у тебя, птичье гнездо, – подначила я, когда мы шагали по дорожке на солнцепеке.
– Спасибо. Какая жуткая помада!
– Твои носки не подходят к этому костюму.
– А ты – невоспитанная особа. Правда-правда! – серьезно проговорил он. – Отказываешься подходить к телефону. – Ага. Игра окончена.
– Мне что-то не хотелось, – сказала я, когда мы свернули в церковный сад.
– Вас подвезти в «Бельведер»? – спросила Кейт, сестра Хелен, открыв дверцу машины.
– Нет, спасибо, – хором ответили мы. – Пешком дойдем. – Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. До Холланд-Парка было рукой подать, да и утро выдалось чудесное. Щебетали птицы, крошечные пики крокусов пробивались сквозь замерзшую землю. Холод держался собачий, но уже надвигалась оттепель. И на ветвях деревьев кое-где мелькали мазки зелени – плотные коричневые почки начали распускаться.
– Почему ты не хотела со мной разговаривать? – допытывался Джо, теперь уже на полном серьезе. Мы свернули на Ланздаун-роуд. – Потому что я так холодно с тобой обошелся после... – Он вздохнул. – Сама знаешь после чего.
– Нет-нет, – успокоила я, – не поэтому. Хотя теперь мы квиты. Когда ты звонил, я вообще ни с кем не хотела разговаривать.
– Почему?
– Была... в депрессии.
– Из-за чего? Нет, дай угадаю: из-за Доминика, конечно?
– Да, – устало вымолвила я. – Он женится. Уже объявлено о помолвке.
– Быстрая работа, – сказал Джо.
– Да уж, – вздохнула я.
– Ну, теперь-то ты в порядке?
– Наверное. Смотря как это понимать – «в порядке».
Дальше мы шли молча. Под ногами хрустел, как сахар, тонкий слой снега; вокруг высились огромные оштукатуренные особняки.
– Минти, я понимаю, у нас произошла размолвка, – спустя минуту или две произнес Джо. – Мне очень жаль, что так получилось, но, надеюсь, ты все понимаешь.
– Конечно, – откликнулась я.
– Не хотелось снова наступить на те же грабли, – объяснил он. – Я просто защищал себя, вот и все.
– Я тебя и не обвиняю, – успокоила я. – В любом случае, ты прав. У меня на самом деле слишком много лишнего багажа. До сих пор.
– Что ж, надеюсь, со временем тебе станет полегче, – пожелал Джо. Мы перешли дорогу. – Всему свое время, – добавил он.
– Что? – спросила я.
– Всему свое время, – повторил он. – Момент для знакомства был не самый удачный, оттого мы и не можем быть больше чем друзьями.
Я кивнула, но слово «друзья» привело меня в уныние.
– Что на работе? – поинтересовался он. – Какие перспективы?
– Никаких. На радио «Лондон» все кувырком.
– Я читал, – кивнул Джо. – Пирожные-убийцы. Жуть.
– Да уж. Теперь никто не знает, что с нами будет. А как переделка сценария?
– Продвигается, – ответил он. – Есть и плохие новости...
– Да? Нам налево.
– Девяносто процентов киносценариев попадают в мусорную корзину.
– Уверена, с твоей книгой подобного не случится. У тебя талант. – Он благодарно сжал мою руку. – Как появилась идея «Пса»? – заинтересовалась я, когда мы входили в Холланд-Парк.
– Моя мать – полячка, – объяснил он. Мы шли сквозь густую рощу серебристых берез. – История подлинная, случилась с ее старшим братом. Он страдал аутизмом. Очень раздражительный, агрессивный мальчик. Тогда никто и не слыхал об аутизме, поэтому все просто махнули на него рукой. Он даже не мог – точнее, не хотел – говорить. Когда ему исполнилось девять лет, он подружился с бродячей собакой, и жизнь его приняла иной оборот. Будто высвободилась часть сознания. Через несколько месяцев он начал говорить, и первое, что сказал, – «пес».
– Мне очень понравилась книга, – призналась я вполне искренне. По тропинке проскакали две белки. – Даже плакала. Так легко представить, как все будет на экране.
– Ну, чтобы добиться экранизации, мне придется попотеть, – вздохнул он. – Поэтому я и решил поехать в Лос-Анджелес.
– Хорошая идея, – ответила я с бледной улыбкой. – И когда уезжаешь?
– Через несколько недель. Но мы можем обмениваться оскорблениями и на расстоянии.
– Отлично, – поддержала я, ощутив укол сожаления.
– Буду рад получить пару бранных писем по электронной почте, Минти.
– Не беспокойся, получишь.
– Можем и дальше обижать друг друга безо всякой причины.
– Было бы здорово. Я могу пользоваться компьютером на работе.
– Надеюсь, до отъезда мы еще увидимся, – сказал он, когда мы поднялись по пологому склону ко входу в «Бельведер». Он открыл дверь и придержал ее для меня.
– Я понимаю, Минти, мы с тобой то ссоримся, то миримся, – подытожил он, когда я вошла, – но хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я все равно буду считать, что ты чудовище.
«Она просто чудовище», – подумала я. Мелинда, пошатываясь, вошла в офис с подносом в руках. В понедельник утром мы послали ее за кофе. Раньше подобное случалось так редко, что лично я испытывала сомнения, сможет ли Мелинда самостоятельно отыскать кафетерий.
– Пожалуйста, Минти, – ласково произнесла она, поставив чашку на мой стол. – Ты же пвосила с молоком?
– Что? Ах да, спасибо. Сколько я тебе должна?
– Что ты, Минти, нисколько! – Она закатила глаза и рассмеялась. – Угощаю.
– Боже, спасибо большое.
– Подумаешь, – хихикнув, добавила она. – Всего-то несколько евво! Тепевь я ховошо в этом вазбиваюсь.
– Ну и отлично.
– Минти, ты увевена, что не хочешь еще печенья?
– Уверена. Спасибо.
– Потому что мне очень хочется сделать пвиятное своим коллегам. Все, что в моих силах. Вообще-то, потом я пойду по магазинам, так что, если тебе что-нибудь нужно в «Хавви Николз», дай знать.
– Спасибо, ничего не нужно. Честно.
– Я так пвосто спвашиваю, – улыбнулась Мелинда. – И кстати, какое у тебя квасивое платье, Минти! – добавила она, обдав меня прямо-таки тропической теплотой.
