— Алек, ради Бога, отпусти меня. Пожалуйста!
Он почувствовал ее страх, и это придало ему уверенности. Она сделает то, что он прикажет!
Он заставил Меган расстегнуть платье. Оно упало к ее ногам, обнажив тело. Алек одной рукой схватил ее за грудь, а другую сунул ей в промежность.
Меган сжала кулаки и замахнулась на него.
— Убирайся! — прошипела она в ярости.
— Не смей мне угрожать!
Он схватил ее платье и отшвырнул в сторону.
— Встань на колени!
— Нет!
Алек дал ей пощечину. Меган закричала. Он снова вцепился ей в руку и ударил еще раз, еще и еще…
— Прошу тебя, перестань, — зарыдала Меган.
— Ты готова сыграть сцену?
— Убирайся! Убирайся! — рыдая, повторяла Меган.
Ее выкрики разбудили Гвендолин. Собачка вбежала в гостиную, помахивая хвостом, но, увидев Алека, громко и зло залаяла.
Алек грубым пинком отшвырнул Гвендолин в угол. Собачка упала бездыханная.
Ярость Меган при виде того, что сделал Алек с собакой, придала ей силы. Она бросилась на насильника, но он только безобразно оскалился и свалил Меган на пол; потом он поставил ее на колени и, удерживая одной рукой, расстегнул брюки и выдернул из них ремень.
— Я дам тебе то, чего ты хочешь, шлюха. Открой рот!
Меган мотнула головой. Он хлестнул ее ремнем, и она вскрикнула от боли.
— Открой рот. И делай все как надо. Это твоя лучшая роль. — Алек помолчал и добавил с угрозой: — Иначе я тебя убью!
Меган подчинилась. Немного погодя он ухватил ее со злостью за волосы и откинул голову.
— Ты слишком торопишься. Помедленнее.
Эти самые слова он повторял ей много раз за день на репетициях. Слова режиссера. Гения режиссуры. Он руководил теперь ею как режиссер. И ей придется ему подчиняться. У нее нет выбора.
— Медленно, медленно. Тебе это нравится, Меган. — Голос у него стал мягким, каким был в ресторане за ужином. — Теперь быстрее.
Подчиняясь его командам, Меган думала только о том, чтобы он ее не убил.
Он кончил ей в рот, потом уложил навзничь и широко раздвинул ей ноги.
Меган понимала, что ей не справиться с противником. Джейк! Где же Джейк? Меган перед уходом ему звонила, чтобы попросить приглядеть за Гвендолин в ее отсутствие. Но она не застала Джейка дома. Но даже если он у себя, то не услышит ее криков. Стены здания слишком прочные, построены на совесть.
Внезапно Алек ухватил ее за лодыжки, согнул ей ноги в коленях и грубо втолкнул ей свою плоть в задний проход. Меган закричала от дикой боли.
— Джейк! Джейк! Помоги!
Алек накрыл ей рот ладонью.
— У тебя прекрасный защитник, Меган, — осклабился он.
Меган впилась в его ладонь зубами, почувствовала вкус крови, но Алек продолжал насиловать ее с яростью.
Кэрри легонько коснулась небритой щеки Марка. Она почти физически ощущала его напряжение и усталость, так ясно обозначившиеся у него на лице. Он не спал уже две ночи.
Две ночи ожидания и тревоги. И теперь они снова сидели в приемной отделения интенсивной терапии. Кэрри, Марк, его бывшая жена Шейла и их сын Эндрю вместе ждали новостей.
Взаимные обиды и враждебность бывших супругов отступили на задний план. Их маленькая дочка могла умереть. Врачи прилагали все старания, чтобы она выжила. Им помогала сама Бекки, крепкая и здоровая двенадцатилетняя девочка.
Такой она была до тех пор, пока не проснулась две ночи назад с сильной болью в животе. Шейла позвонила в «Скорую помощь» и Марку.
У Бекки были высокая температура, низкое кровяное давление и острый живот, как выражаются в подобных случаях врачи.
— Мы должны ее немедленно оперировать.
— Что с ней?
— Мы не узнаем, пока не проникнем во внутренние органы.
Марка ужаснуло это «проникнем». Он достаточно нагляделся на то, как «проникают» полевые хирурги во Вьетнаме. По тут речь шла о его маленькой дочке.
— В чем, по-вашему, дело? — спросил Марк.
— Острый аппендицит. Случается, что гнойный процесс с прободением брюшной полости начинается без предварительных симптомов, однако это бывает редко.
Доктор замолчал и наконец узнал Марка. «Ах вот что это за персона», — подумал он с неудовольствием. Врач знал, что пациенты, требующие особого внимания и, так сказать, управляющие собственным лечением, часто поправляются хуже, чем простые смертные.
Шейла подписала согласие на операцию: именно она была законной опекуншей дочери. В графу о возможных опасностях врач вписал слова «вероятный смертельный исход». Шейла кивнула и поставила свою подпись.
Все это происходило вчера утром. Бекки находилась на операционном столе уже четыре часа. У нее начался острый гнойный перитонит. Удалили громадное количество гноя, но жизнь девочки все еще была под угрозой.
Из операционной Бекки перевели в отделение реанимации — она была слишком слаба и лежала под капельницей.
Девочка была без сознания. Марк и Шейла стояли по обеим сторонам ее койки и держали дочь за руки — холодные, посиневшие и безжизненные.
В половине четвертого пополудни Марк вспомнил, что даже не позвонил на студию. Он поспешил связаться с Кэрри.
— Я вполне без тебя справлюсь.
— Нет, я приеду.
— Не смеши меня.
— Я должен выбраться отсюда. Нам не разрешают подолгу возле нее находиться. В основном мы сидим в приемной.
— Почему бы мне не приехать и не подождать вместе с вами, как только передача закончится?
— Хорошо. Это было бы славно.
Марк звонил вовсе не потому, что опасался за передачу. Он просто очень хотел видеть Кэрри. Оба понимали, что он не может уходить из больницы. И теперь Кэрри приедет и будет с ним рядом. Ему даже не пришлось ее просить.
При других обстоятельствах во время случайной встречи Шейла не преминула бы пустить в ход свой ядовитый язычок и пройтись насчет возраста Кэрри и соответственно возраста Марка, который Кэрри в отцы годится, ну и так далее. Но сейчас она была просто рада поддержке.
Кэрри принесла Шейле кофе, а Марку — чаю, заказала для них еду, причем сделала это так ненавязчиво, без суеты. Кэрри постаралась развлечь Эндрю: они играли в карты, в настольные игры и в слова. Кэрри жила в двух шагах от больницы, и все этим воспользовались, чтобы по очереди подремать, принять душ и вообще немного отключиться.
Именно Кэрри задавала выходившим в приемную врачам те вопросы, какие и следовало задать; в умении неназойливо обо всем разузнать и заключался ее талант.