63
Азербайджан, 20 декабря, среда, ночь
Как таковая, асфальтированная дорога кончалась непосредственно у ворот бывшего УМС, а дальше, на восток, она представляла собой мешанину из щебня и песка. Двухэтажное здание управления было выстроено из силикатного кирпича, таким же был и основной одноэтажный бокс-ангар, по высоте не уступающий главной конторе. Бетонный забор светло-коричневого цвета уцелел лишь с двух сторон, две другие освободили ог плит из соображений безопасности взлета и посадки самолета. Привычных сигнальных огней на этом частном аэродроме не было, отчасти их функции выполняли прожекторы, по три штуки с каждой стороны вдоль летного поля.
Диверсанты выдвинулись к аэродрому, когда уже наступил новый день, в 00.45. Разведгруппа в составе трех человек произвела осмотр объекта. На первом этаже здания и над входной дверью, к которой вел пятиступенчатый марш, горел дежурный свет, второй этаж тонул во мраке. «ЗИЛ-131», оснащенный кронштейном для буксировки самолета, стоял вплотную к воротам ангара.
Рубильник и Моряк блокировали дверь ангара, остальные разведчики окружили здание, рассредоточились вдоль фасада – непосредственно у двери, возле «ЗИЛа» и каменной коробки силовой подстанции.
Изготовив оружие, Один-Ноль кивнул головой Марковцеву: «Давай».
Сергей громко постучал в металлическую дверь, за которой тут же раздался собачий лай. Но прошло не меньше минуты, прежде чем в окнах вспыхнул яркий свет. Потом за дверью раздался мужской голос, который что-то вопрошал на местном наречии.
– Открывай, хозяин, – грубо потребовал Марк. – Я от Рустэма Давлатова. Поговорить надо. И собаку убери.
Вместо обычного глазка дверь была оборудована смотровым окошком из толстого плексигласа размером с суповую чашку. Горевший над дверью дежурный свет позволил Марку разглядеть прильнувшее к окошку смуглое и небритое лицо мужчины лет сорока пяти. Сергей стоял близко к двери, и хозяин не мог видеть оружие в его руках.
Лицо мужчины скрылось, умолк собачий лай. Потом раздался грохот открываемого засова, и дверь открылась.
Марковцев наставил на хозяина автомат.
– Руки вверх, земляк. Два шага назад, и лицом к стене.
Хозяин не отреагировал. Сергей затолкал его в просторный тамбур. Вслед за ним вошла четверка диверсантов.
– Подкидыш, Скутер – второй этаж, – Скумбатов отдавал распоряжения тихим голосом. – Пантера – со мной.
Один-Ноль скрылся в коридоре, поворачивающем направо. Подкидыш с напарником устремились вверх по лестнице, ведущей из тамбура на второй этаж.
– Сколько человек в здании? – спросил Марк, наставив ствол автомата в живот хозяину.
– Три, – с небольшой задержкой ответил азербайджанец. Вид диверсантов с плоскими рюкзаками, похожими на упаковку динамита, произвел на него сильнейшее впечатление. Смуглое лицо посерело, а руки, которые он держал у лица, заметно подрагивали.
– Кто именно? – Марк более внимательно присмотрелся к этому человеку ниже среднего роста, широкоплечему, с массивным носом и выдающейся вперед челюстью. На нем был надет тренировочный костюм «найк», на ногах валяные чуни.
– Водитель, я и мой помощник, – ответил летчик.
– Помощник? – Марк удивленно приподнял бровь. – Так ты Адам Хуциев?
Пилот кивнул головой.
– Опусти руки, – разрешил Марковцев, подумав, что им повезло, и у бывшего пилота Аса работы поубавится. – В ангаре есть кто-нибудь?
– Нет.
– Слушай меня внимательно, Адам, – Сергей убрал автомат за спину. – Сейчас ты проводишь нас в ангар и покажешь, где у тебя парашюты. Пока мы будем укладывать их заново, ты с моим летчиком приготовишь борт к полету. Керосин у тебя есть?
– Не так много. Четыре тонны.
– Сколько всего парашютов? – продолжил опрос Марковцев.
– Пять «крыльев» и четырнадцать десантных.
– Отлично. Мне нравится твоя откровенность: ты полностью подтвердил слова одного человека. Значит, ты живешь здесь?
– Иногда остаюсь на ночь. У меня дом в Шеки. Жена и четверо детей, – добавил хозяин.
Сергей усмехнулся:
– Тебе не о чем беспокоиться, Адам. Уже завтра ты сможешь возобновить полеты и помахать крылом над родным домом.
Со второго этажа спустились Подкидыш и Скутер.
– Чисто, – доложил Найденов.
Через пару секунд в тамбур шагнул Пантюхин. В желтоватом свете лампы глаза Пантеры прибрели насыщенный янтарный цвет. Он показал два сложенных вместе пальца – взяли двоих, потом, улыбаясь, развел пальцы, показывая латинскую V, Виктория, дескать.
Марк подмигнул Пантере и кивнул Хуциеву:
– Пойдем, Адам, покажи нам свои владения.
64
У Хуциева имелось все необходимое для укладки парашютов. Огромные, похожие на маты, прямоугольные пластиковые плиты были тщательно подогнаны по сторонам и широким рядом уложены вдоль двух стен ангара. И температура соответствовала: та же, что и вне помещения. Не мешкая, диверсанты приступили к работе.
Марковцев прикоснулся к шелку парашюта едва ли не трепетно. Он и не чаял когда-нибудь снова оказаться парящим над землей, тем более в полной выкладке. Только за это он принял бы предложение Скворцовой; там, в комнате свиданий, не глядя обменял бы шелк ее воображаемого бюстгальтера на шелк купола парашюта.
Сергей складывал стропы автоматически. Можно думать о чем-нибудь другом – руки бывшего инструктора по парашютной подготовке, выполнявшие эту работу тысячи раз, несомненно, обладали собственной памятью.
В нескольких метрах от Сергея ползал на коленях по белой ткани Пантера, работу свою он делал неторопливо, обстоятельно. Торопиться нельзя, это все равно что позвать свою смерть – стремительную, неотвратимую и головокружительную – в прямом смысле слова.
А вот Ас, с вечно нахмуренными бровями и с малоросским выговором Игорь Гринчук, положится в укладке на товарищей – сам он вместе с Хуциевым и его помощником проверяет самолет, особое внимание уделяя гидравлике кормового люка, заправляет кессоны... Все в этом деле важно, нет такой мелочи, от которой можно было бы отмахнуться.
Работая, Марковцев в сотый, наверное, раз прогонял в голове предстоящие действия. По часам, по минутам и секундам. Только не мог, никак не мог Сергей знать о «подарке» генерал-майора Зубахина, на допросе умолчавшего о заложниках. Кто знает, может быть, потому он не стал брать на себя судьбу военнопленных, что вина его была и так велика.
Однако Николай Григорьевич Постнов легко распоряжался чужими судьбами и наверняка, даже если бы знал, попросил бы Эйдинова не говорить о заложниках. Попадут они под минный шквал – хорошо, не попадут, сидя в зиндане, – тоже неплохо: оставшиеся в живых боевики превратят последнюю минуту жизни заложников в вечность.
