В час я покидаю магазин, протискиваюсь сквозь толпу туристов на Пьяццетте и сажусь в маленький оранжевый автобус, идущий до Анакапри. Автобус взбирается по эффектной горной дороге, проезжая настолько близко от встречных автомобилей, что, кажется, царапает краску на их боках. Я смотрю в сторону Марина Гранде и вижу самый большой футбольный стадион на острове. Возможно, это лучшее место для стадиона на всем свете. Он расположен над самым обрывом, и отсюда кажется, что край поля никак не отделен от моря — перебросишь мяч за белую черту, и он буем запляшет на волнах. Судя по движущимся точкам, игра идет только на одной половине поля, но скучающий вратарь на другой стороне, по крайней мере, может любоваться открывающимся вдали видом Неаполитанского залива. Если бы у него был бинокль, он смог бы увидеть стадион «Сан-Паоло». где когда-то играл Марадонна. Вот уж поистине источник вдохновения!
Я думаю: интересно, какая из этих точек, шныряющих по полю, — Ринго? Но потом чувствую угрызения совести за то, что использую его в качестве прикрытия… Он ведь невинный ребенок. Иногда чувствуешь себя порочной только потому, что ты — взрослая.
Автобус движется дальше в гору и проезжает отель «Цезарь Август». Тут я вспоминаю, как Марио рассказывал, что играет в футбол на теннисном корте неподалеку отсюда. Собираются небольшие, по пять человек, команды из разных отелей и ресторанов и устраивают дружеские матчи, которые иногда длятся за полночь. Капри славится своим гедонизмом, но на нем есть и такие вот простые удовольствия.
Еще две минуты — и автобус останавливается на Пьяцца Витториа. Я в Анакапри всего второй раз. но это уже выделяет меня из толпы туристов. Я прохожу сквозь группу экскурсантов и покупаю билет на подвесную дорогу. Стоя в очереди к барьеру, я поднимаю глаза на последний участок склона — он кажется очень опасным. Страх еще не успевает взять надо мной верх, а меня уже подзывают двое служителей, которые усаживают поднимающихся на сиденья. Они велят мне встать в красный круг, нарисованный на земле. Очередное сиденье огибает огромное колесо, служители помогают мне сесть, запирают на уровне пояса поручнем безопасности, и вот меня уже несет вперед и вверх. Я обеими руками хватаюсь за металлическую раму и насмешливо читаю объявление, запрещающее раскачивать сиденья. Как будто кому-то это захочется. До земли здесь недалеко — убиться не убьешься, но синяков насобираешь.
А потом происходит нечто странное… напряжение куда-то пропадает, и меня охватывает ощущение спокойствия и умиротворения. Я думала, поездка будет похожа на сумасшедший полет в каком-нибудь аттракционе, но я плыву неторопливо, грациозно и беззвучно, если не считать металлического пощелкивания, когда трос проходит через зубцы очередной опоры. Внизу сменяют друг друга аккуратно подстриженные сады, пышные заросли папоротника, фиговые деревья и благородные виноградники. Потом показываются более высокие и развесистые деревья с мохнатыми зелеными помпонами размером с теннисный мяч. На полпути к вершине я проплываю над садом, заставленным удивительными фигурками — гном с бородой, как будто сделанной из розовой пастилы, каменная обезьяна, протягивающая поднос с настоящими бананами, керамические птицы, расставленные посреди клумб желтых и розовых цветов. Мужчина с волосатой спиной щедро поливает растения, будто не замечая вверху незваных гостей. Справа от меня — крыши Анакапри, белые, плоские и прямоугольные, как груда коробок из-под обуви. А дальше — море, уходящее в темно-синюю мглистую даль. Ощущение благости переполняет меня.
Преодолев последний, каменистый отрезок склона, я оказываюсь на вершине. Сердце трепещет, как птица. Может быть. Люка еще только поднимается в таком же висячем кресле, а может — он уже здесь. Я взбираюсь по ступеням и чуть не спотыкаюсь. вдруг осознав, что нахожусь на самой высокой точке острова — 589 метров, если верить студенту- американцу, который неподалеку читает вслух путеводитель трем своим спутникам.
— Парни, может, так и выглядит рай? — подает голос один из них.
— Точно! — соглашаются остальные.
Думаю, они правы.
Более того, я в этом уверена, потому что навстречу мне шагает Люка.
35
«Он все еще мой!» Я сияю. Люка крепко прижимается ко мне, обхватывает руками и тычется носом мне в шею. Эйфория смешивается с облегчением — он целует меня, и мне кажется, что я вернулась домой.
— Теперь потанцуем! — объявляет Люка.
Он переплетает свои пальцы с моими и медленно начинает поднимать мои руки вверх.
— Танго? — Я стараюсь отгадать его следующее движение.
— Нет, тарантелла! — Его глаза блестят. — Это местный танец. Я научу.
Мы могли бы начать допрашивать друг друга — я выясняла бы все про его жену, он — про Тайлера, но вместо этого он приглашает меня на танец. Мне нравится его стиль!
— Этот танец очень энергичный, но мы сначала попробуем в медленном темпе…
Наши лица оказываются на одном уровне — Люка закрывает на мгновение глаза и трясет головой, как будто говоря: «Это слишком тяжело. Не искушай». Не в силах скрыть восторга, я смотрю на него взглядом, исполненным ожидания и предвкушения.
— Говорят, все началось с укуса тарантула — его жертвами обычно становятся женщины, и транс, в который их повергает этот яд, можно вылечить только бешеным танцем.
— А может, я не хочу излечиваться. — улыбаюсь я, в то время как Люка покачивает меня из стороны в сторону, показывая движения.
— Обычно тарантеллу сопровождают мандолины, гитары и тамбурины. Но сегодня у нас есть только барабан — мое сердце!
Я радостно смеюсь. Никогда раньше мне не случалось испытывать такую легкость в общении с человеком, от одного взгляда которого у меня захватывает дыхание.
Закончив танцевать, мы прогуливаемся по вершине, любуясь ослепительной панорамой. Время, которое нам отпущено, уже почти закончилось, а мы так и не затронули самый главный вопрос — «Что дальше?» Я знаю, что мой вопрос испортит нам настроение, но больше не могу сдерживаться.
— Люка, ты знаешь, что сегодняшний вечер — последний? Завтра я уезжаю.
Он потрясен. Кажется, он не знал.
— Я думала, может, мы… — Я замолкаю.
Люка качает головой.
— Сегодня вечером я буду в Сорренто. Женщина, с которой Таня раньше работала, выходит замуж. Мы уезжаем в половине седьмого… — Люка сильно расстроен.
А я раздавлена.
— Прости, я узнал об этом только сегодня утром, а запланировано это было несколько месяцев назад. — Люка тяжело вздыхает и берет меня за руку.
— Значит, очень может быть, что сейчас — наша последняя возможность побыть наедине? — спрашиваю я с дрожью в голосе.
Меня охватывает паника, я чувствую себя совершенно потерянной.
Люка целует мою руку, и некоторое время мы молчим.
— Если только… — начинает он.
Попроси меня остаться. Попроси меня остаться.
