Белое строение оказалось городскими термами. Это я понял, когда окончательно потерял след переодетого драгуна, очутившись в жарко натопленном помещении с резервуарами для воды и резким серным запахом. То, что барон вошел именно сюда, у меня не вызывало сомнений. Но вот куда он отправился потом?
Я решил идти направо. Неожиданно чья-то рука, обнаженная до плеча, схватила меня за край одежды, и нежный женский голосок пропел по-турецки:
– Ханум, вам совсем в другую сторону! Сюда ходят только мужчины…
Как я уже говорил, по-турецки я понимал и изъяснялся ничуть не хуже, чем по-татарски, но боязнь того, что тембр голоса выдаст во мне мужчину, заставила меня ответить легким наклоном головы. Я отправился за провожатой, болтавшей неумолчно:
– Вы, наверное, плохо себя чувствуете, ханум? Это и понятно. Нечестивцы обрушили на наши бедные головы столько смертоносного огня, что немудрено сойти с ума. Проходите вон в то помещение, где бассейн с фонтаном, теперь у нас совершают омовение по ночам, когда меньше стреляют…
Только тут до меня дошло, что я принят за женщину и меня привели прямиком в женскую половину бань… Мне очень захотелось улизнуть, но было уже поздно, турчанка со словами: «Раздеться можно здесь, а после омовения я сама поухаживаю за ханум и умащу ее прекрасное тело благородными маслами» скрылась в клубах пара.
В помещении находилось пятнадцать-двадцать женщин разного возраста. Не обращая на меня никакого внимания, они расслабленно плескались в большом бассейне, томно возлежали на горячих каменных ложах, позволяя прислуге втирать в свою кожу какие-то пахучие масла и мази. Я сделал вид, что собираюсь раздеться, а сам, сдерживая буйное дыхание и стараясь унять сердцебиение, пожирал глазами открывшуюся мне пленительную картину бессознательного женского бесстыдства. Право же, я оказался благодарным зрителем!…
Особенно мое внимание привлекала высокая стройная красотка, чья точеная фигурка то и дело возникала перед моими глазами, словно поддразнивая меня. Ее гибкий стан заставлял вспомнить о молодой лани, высокие груди, больше походившие на фантастические молочно-белые плоды и увенчанные острыми коричневыми сосками, призывно подрагивали при каждом движении, которые были плавными и изящными, а осиная талия и холмы бедер казались такими совершенными, что вызвали бы буйный восторг даже у пресыщенных женской красотой ваятелей античности.
И все же приятного понемножку. Пора было и честь знать. Пока не вернулась из служебных помещений моя провожатая, я потихоньку, бочком двинулся к выходу. Выйти мне удалось без особого труда.
Оказавшись у того самого места, откуда я был «похищен» служительницей терм, я заметил, что по другую сторону от входа вдоль стены крадется какой-то оборванец. Я увидел, что он прошмыгнул мимо двери в бани, отошел чуть в сторону и, оглядевшись, быстро юркнул в какой-то павильон с полуразрушенным куполом. Подойдя ближе, я услышал знакомый голос господина барона. Так вот где он спрятался! Потихоньку, чтобы не привлечь к себе внимания, я последовал за оборванцем.
Пользуясь темнотой, мне удалось пробраться туда и не быть обнаруженным. Я юркнул за тюки, набитые каким-то тряпьем. Отсюда, с расстояния всего лишь в несколько метров, я мог хорошо разглядеть ярко освещенное помещение, где на коврах тонкой ручной работы возлежали мой враг и какой-то толстый янычар с красными, как у плотвы, глазами, и слышать все, о чем там говорилось. Первым делом я увидел оборванца, склонившегося в подобострастном поклоне. Он, судя по всему, выдавал себя за дервиша.
– Я все осмотрел вокруг, мой господин, – сказал дервиш.
– Кроме рослой женщины, никто здесь не появлялся. Женщина прошла в бани,.
«Смотри-ка, все же он меня заметил! Надо быть осторожней!»
– Хорошо, Ибрагим, ты свободен. Я запомню твою верную службу и отблагодарю за нее, не сомневайся.
– Мой отец служил вам честно. Еще с вашим отцом он участвовал в боях с иноземцами. Да воздаст Аллах истинным правоверным за их муки! Да покарает он неверных огнем и мечом!
– Иди, Ибрагим, иди! Я знаю, что ты надежный человек. Иди и следи за всеми, кто здесь ходит.
Ибрагим, пятясь, выскользнул из помещения и, не заметив меня, выскочил во двор.
– Мы встречаемся с тобой, барон, не впервые в этом благословенном приюте покоя и неги, – неожиданно перешел на немецкий рослый янычар.
– Да, слуга Великого. Но русские пушки достают уже и досюда.
– Они обстреливают весь город… Отдыхай, барон! На этом ковре ты можешь отведать настоящие восточные сладости. Все для твоей милости.
– Я не могу даже помышлять о еде, пока не выполню свой долг, – хмуро проворчал переодетый барон.
– В чем же он состоит? – спросил толстый турок.
– Я должен выполнить свое предназначение, но для этого необходимо нарушить естественный ход вещей…
– Как, барон?
– Ты ведь, Селим-паша, занимаешь высокое положение в турецкой армии?
– Еще бы, – хвастливо промолвил толстяк. – Я двухбунчужный паша! Меня ценит сам сиятельный сераскир Измаильский!…
– А как ты думаешь, брат, что скажет твой сераскир, если ему вдруг станет известно, что к безвременной кончине самого турецкого султана Абдул Хамида приложил руку некий Селим-паша?
– Как это может случиться? – беспечно спросил толстяк.
– Пути нашего великого господина неисповедимы. Всем хорошо известно, что султан, потрясенный падением Очакова и другими поражениями, уже подумывал о подписании мира с неверными. Так?
– Да…
– Но вместе с его смертью надежды на прекращение войны рухнули. А вот вступивший на престол двадцатидевятилетний Селим Третий не пожелал начинать свое правление с позорного мира. И поэтому война вспыхнула с новой силой… А кто подливал масло в огонь?
– Мы…
– Опять правильно! А кто убил старого султана? Каким ядом, кстати, воспользовался убийца?
– Моим фамильным ядом…
– Ну а если подробности об убийстве станут известны вашему трехбунчужному сераскиру?
– Нет, нет! Ты не сделаешь этого!… Хотя бы ради нашей давней дружбы!
– Конечно, не сделаю, если ты ради нашей давней дружбы уничтожишь еще и сераскира Измаильского,
– Что?!
– Да, брат! Это необходимо! Знай же, трехбунчужный собирается сдать Измаил русским без боя, а этого не желает наш великий господин…
– Яне пойду на это!…
– Горячишься, брат… Подумай как следует.
– Нет, нет и нет!
– Зря… Ну что же, найдутся другие дети сатаны, которые сделают это…
Я успел заметить, как в пиалу с чаем, стоявшую перед толстяком, упал какой-то черный шарик, ловко подброшенный туда бароном. Он растворился в жидкости моментально, не изменив обычного цвета и вкуса ароматного напитка.
