Элизабет хмурилась.
– Что такое, любовь моя? Мои слова огорчили вас? Я-то думал, вы обрадуетесь.
– Нет, Роберт, – грустно произнесла молодая женщина, – нет, осуществилось то, о чем я молилась по ночам. Я хотела жить, зная, что вам ничто не угрожает, чтобы вы постоянно были подле меня.
– Тогда что вас беспокоит, малышка? – нежно спросил он.
Бет опустила глаза и голосом кающейся грешницы произнесла:
– Я солгала вам, Роберт.
– Ну же, продолжайте, любовь моя, – ласково поторопил ее муж. – Солгали – в чем же?
– Я не беременна, Роберт. Я солгала отцу, зная, что в таком случае он вынудит вас жениться на мне. Я же сказала, что, когда дело касается вас, я становлюсь совершенно бесстыжей.
Какое-то время Роберт озадаченно молчал, потом взял Элизабет за подбородок и заставил ее поднять голову. Он улыбнулся ей. В глазах Керкленда плясали веселые искорки.
– Вы – просто невозможное существо, Элизабет Керкленд, и я не знаю, что мне с вами делать.
Элизабет улыбнулась ему в ответ. Роберт не устоял – обнял этого очаровательного эльфа, прижал к себе, и молодая женщина рассмеялась. Он опять принялся целовать свою супругу, но она остановила его:
– А как же быть с отцом, Роберт? Как я скажу ему, что это была ложь и что я вовсе не жду ребенка?
– Вам не придется этого делать, миледи, – заявил Роберт. Лицо его пылало. – Я обещаю, что, прежде чем кто-либо из нас выйдет из этой комнаты, вы понесете.
Элизабет отбежала от него, а Роберт медленно направился к ней, протягивая руки.
– Роберт! – Элизабет не собиралась участвовать в таком неслыханном предприятии.
– Элизабет! – Роберт развеселился. Он знал, что настоит на своем.
Подойдя к жене, он привлек ее к себе и с озорной улыбкой поднял ее на руки.
Эпилог
Июль, 1650 год
Джеймс Керкленд, восторженно повизгивая, сидел на вороном жеребце. Отец поддерживал его, потом пустил коня галопом. Личико трехлетнего малыша вспыхнуло от радости. Скакун приблизился к барьеру и перемахнул через препятствие.
– Давайте еще разок, отец, пожалуйста, – попросил Джеймс, когда Роберт Керкленд спешился и снял сына с седла.
Маленькие ручки обвили отцовскую шею, малыш чмокнул отца в щеку. Тот опустил его на землю и взъерошил темные кудри ребенка.
– Нет, с тебя хватит, малыш. Пойди поищи мать и сестренку, – велел Роберт; мальчик побежал вниз по холму, а отец стоял и смотрел ему вслед.
И тут Роберт увидел человека. Тот остановился, о чем-то поговорил с малышом. Потом стал подниматься по склону к Роберту.
– Пат! – воскликнул граф, и друзья обнялись, хлопая друг друга по спине.
Лорд Эшли радостно улыбался, разглядывая старого товарища по оружию.
– Ей-богу, Пат, вы постарели. У вас даже походка стала тяжелее.
Грэхем погрустнел, и улыбка исчезла с лица Роберта.
– Что случилось, Пат? Грэхем поднял голову:
– Джеймс умер, Робби.
На Керкленда словно ведро ледяной воды вылили. Он стоял, потрясенный страшной вестью.
– Когда, Пат? Как?
– Этот безумец вернулся в Шотландию, чтобы собрать войско и посадить на престол молодого принца. Вы знаете, как переживал Джеймс из-за казни Карла. Когда тот был обезглавлен, Джеймс поклялся, что жизни своей не пожалеет, только бы вернуть трон Шотландии сыну Карла. Но все окончилось полным провалом. Джеймса предали. Он был схвачен. Аргайл поспешил привести приговор в исполнение.
– Кто его предал? – спросил Роберт голосом, не сулящим ничего хорошего.
– Нейл Маклауд из Ассинта отдал его в руки герцога Обмана за несколько тысяч фунтов.
– Жалкий трусливый ублюдок! – выругался Роберт. Он закрыл лицо руками. – Продолжайте, Пат. Как это произошло?
– Джеймса предал не именно Маклауд. В последнюю минуту сам молодой принц отказался поддержать его, поскольку ему пришлось бы пойти на уступки черни. А это возмутило бы дворян. Как всегда, Джеймс сделал для Стюартов больше, чем они для него. Его преданность Стюартам осталась непоколебимой, даже когда эти стервятники надели ему на шею веревку. На этот раз он смог бы завершить свое дело, Робби, – продолжал Патрик. – Шотландия уже по горло сыта Кромвелем. Уильям Дуглас обещал Джеймсу полную поддержку, но все с самого начала пошло вкривь и вкось. Несколько кораблей с наемными войсками потерпели крушение, другие причалили не там, где нужно. Джеймсу нужны были горцы, но он не успел собрать их. На него напали. Бой был жестоким. Монтроз потерпел поражение. И с тех пор его преследовали.
Роберт был потрясен.
– Я даже не знал, что он вернулся. Почему он не приехал сюда?
– Он пытался переслать вам письмо, но приехать так далеко на запад у него не было возможности – он заболел лихорадкой. В отчаянии он обратился за помощью к Маклауду, а этот ублюдок выдал его властям.
– Когда он был казнен, Пат?
– Двадцать первого мая в Эдинбурге на Сенном рынке.
Патрик Грэхем посмотрел на Роберта затуманенными глазами.
– Они даже не приговорили его к той казни, которой требует его титул. – Пат всхлипнул. – Его повесили, Робби. Его повесили, будто он обыкновенный разбойник! А голову выставили на всеобщее обозрение!
Грэхем зарыдал. Роберт подошел к нему и положил руку на плечо. Пат поднял глаза.
– Это еще не конец грязного дела, Робби. Его еще и четвертовали. А части тела повесили на городских воротах Глазго, Стерлинга, Перта и Эбердина. Эти грязные мерзавцы даже не отдали нам его тело, чтобы мы его похоронили. Этот человек так любил каждую пядь шотландской земли, а его лишили даже возможности упокоиться в ней после смерти! Молодая жена Арчибальда Нейпера смогла подкупить одного из солдат, чтобы тот добыл сердце Джеймса. Она клянется, что это – действительно сердце «того самого Грэхема», и говорит, что скорее умерла бы, чем позволила, чтобы это сердце было брошено собакам.
Роберт молчал и ждал, когда горец успокоится. Поняв, что тот наконец взял себя в руки, он тихо спросил:
– Вы говорили с ним перед казнью?
– Нет, Робби. Ему не дали свидеться ни с кем – ни с родичами, ни с друзьями. Но он умер как человек чести – гордый, невозмутимый. Все плакали – даже палач прослезился. Джеймс смотрел на нас, спокойный. Он сказал: «Я служил принцу, я был верен своим друзьям, я сострадал всем вам, а теперь вручаю свою душу Господу».
Роберт сжал плечо Пата. Они долго стояли и молчали.
Наконец Роберт тихо проговорил:
– Джеймс Грэхем никогда не умрет, Пат. Память о нем будет вдохновлять каждого шотландца. Мы будем оплакивать уход Джеймса, потому что теперь, без него, жизнь каждого из нас стала беднее.
