Она издала какой-то звук, и он подумал, что она плачет. Но, услышав еще один, он понял, что она смеется.
— Вот вспомнил, есть дом, — добавил он, — кажется, в Оклахоме, целиком построенный из плавников «кадиллака».
Она чуть отстранилась и посмотрела на него блестящими глазами.
— Ты это выдумал. Про клубок бечевки я слышала. Он находится в Миннесоте. Но дом из плавников ты придумал.
— А еще есть храм Святой Тортильи. Не смейся, я серьезно. Он на самом деле существует, на озере Артур в Нью-Мексико. На этой тортилье появилось лицо Иисуса, и говорят, что она может исцелять людей. Собираюсь отправиться в путешествие и повидать все чудеса Америки.
Она вытерла глаза.
— Хватит меня подбадривать.
— Я только объяснял, почему твой ночной кошмар не соответствует действительности. У меня еще очень много планов, чтобы я мог просто взять и помереть.
В лунном свете казалось, что мускулистые руки и плечи Гленна вырублены из мрамора.
— Как думаешь, в твоем путешествии компания тебе не помешает? — спросила она, с трудом дыша — так сильно ее охватило желание.
— Не знаю. Ты умеешь складывать карты?
И они замолчали, потому что поняли: момент настал. Волосы Кэндис растрепались, накрыв ее плечи, один локон закрывал глаз, придавая ей сексапильный вид. Под ладонями Кэндис ощущала рельефную мускулатуру, потому что Гленн спал в одних трусах, и его шрам на лопатке, который он получил, когда сорвался и увидел Свечение.
Гленн посмотрел на ее шею и спросил:
— Где она?
— Кто?
Он молча положил палец в ямку под ее горлом.
— Я снимаю ее на ночь.
Он не стал убирать палец, но смотрел на то место, откуда выходил этот потрясающий голос, наполненный жаром и медом. Он наклонил голову и прижался губами к нежной коже. Кэндис застонала. Она обвила руками его шею и прикоснулась губами к уху.
Гленн крепче сжал ее в объятиях, ища губами ее губы…
Вдруг он вскинул голову:
— Что это?
Корабельные двигатели остановились.
Он натянул слаксы поверх трусов и распахнул дверь каюты. По палубе бегали люди.
— В чем дело? — спросила Кэндис, подтянув одеяло к подбородку.
Появился Ставрос, натягивая подтяжки на широкие плечи.
— Не стоит волноваться, сэр. Поломка в машинном отделении. Такое постоянно происходит. Обещаю, починим в момент. — Ставрос перекрестился и поспешил дальше.
Когда Гленн вернулся в каюту и запер дверь, то увидел, что Кэндис наспех надела джинсы и блузку.
— Я думала, придется бежать к спасательным шлюпкам, — пояснила она.
Они смотрели друг на друга через узкое пространство, вспоминая то, что было прервано остановкой двигателей. Но как начать заново? Они слышали крики с нижней палубы, лязг металла и знали, что, как Ставрос и обещал, двигатель, скорее всего, снова запустится. Однако у людей все было по-другому. Починить двигатель было намного проще, чем возобновить романтический момент. Никто из них не знал, что делать дальше. Но они страстно хотели друг друга и сгорали от желания.
Молчание моря было почти сверхъестественным. Теперь они могли расслышать то, что тонуло в постоянном шуме двигателей: скрипы, тихий треск, плеск волн, ударявшихся о борта судна. И глубокую тишину под их уязвимым кораблем, растекавшуюся по черному Средиземному морю.
Гленн не сводил с Кэндис глаз, недоумевая, как он мог жить без нее.
И было еще что-то — она сделала ему бесценный подарок: вернула ему чувство гор, которое, казалось, покинуло его навсегда. Но сейчас ему очень хотелось снова заниматься скалолазанием, которое было скорее не тестом на выносливость, а поиском духовности. Как он мог забыть молчаливое величие Йосемитских гор, мягкие звуки дующего ветра, перемежаемые щелчками карабинов и постукиванием молотка по скобам? Благодаря ей он вспомнил об этом давно забытом великолепии.
— Кэндис, — произнес он, и ее имя застыло у него на губах.
Двигатели заработали, пыхтя и кашляя, пока не вернулись к обычному мерному шуму, и корабль двинулся вперед, продолжив свой путь по морским волнам. Кэндис и Гленн ринулись друг к другу, в момент преодолев разделявшее их пространство. В круглом стекле иллюминатора отражался блеск звезд, единственный источник освещения в каюте, но его было достаточно, чтобы они могли видеть лица друг друга и смотреть друг другу в глаза. Остальная темнота усиливала ощущения от прикосновений, открытий, совершаемых губами и руками. Он взял локон ее волос и потер большим и указательным пальцами, словно держа в руке тонкий шелк. Она положила ладони ему на грудь, изучая твердые мышцы.
Первый поцелуй был сильным и страстным. Руки, движимые желанием, хватали одежду и срывали ее прочь. Пальцы Гленна ласкали ее обнаженную грудь. Кэндис вскрикнула. Они повалились на кровать, Гленн гладил ее волосы, целуя ее губы, шею, плечо. Кэндис притянула его к себе, шепча:
— Да… Да…
В серебристом лунном свете сумерек Гленн раскрыл свое ранимое сердце и отдался страсти, вожделению и желанию, которые чувствовал впервые за несколько лет. И Кэндис раскрыла для него свое тело, удерживая его внутри, крепко прижимаясь к нему, ощущая тепло его дыхания на своей шее и его жадные поцелуи, еще сильнее возбуждавшие ее. Они шептали имена друг друга. Он мягко целовал ее закрытые глаза, пока они вместе двигались в медленном изящном ритме. Кэндис наслаждалась чувствами, которые он ей дарил, его силой и приятной тяжестью, прикосновениями его горячей кожи.
Слезы блаженства потекли из ее глаз, когда она содрогнулась и закричала. Они не отпускали друг друга, продлевая объятия и этот радостный момент страсти, пока над их головами, в глубоком ночном небе, Орион продолжал свою извечную погоню за Тельцом.
Гленн проснулся, держа ее в своих объятиях, ее веки подрагивали во сне. Он был потрясен внезапным ощущением защищенности. Занимаясь любовью с Кэндис, он еще никогда не был так беспомощен и силен одновременно. Она заставила его почувствовать себя и мальчишкой, и богом.
О чем он думал, позволив ей отправиться на Морвен вместе с ним? Двадцать лет назад его мать считала, что для него исходила опасность со стороны Фило, но тогда ему было всего одиннадцать. Насколько серьезнее эта угроза стала сейчас?
Он не мог подвергать Кэндис такому риску.
— Мне очень жаль, — мягко прошептал он, откинув прядь темно-коричневых волос с ее лба и поцеловав в шею, пока она спала. — Прости меня.
Завтра утром, когда они встанут на якорь в заливе Неаполя, он покинет корабль, предварительно заплатив капитану Ставросу, чтобы тот доставил Кэндис в Саутгемптон в целости и сохранности.
При их следующей встрече все уже будет кончено.
Пока уютная «Афина» медленно плыла по освещенному лунным светом Средиземному морю, везя на борту инжир и финики, обнимавшихся любовников и спящий экипаж, ее капитан сидел в радиорубке рядом с передатчиком, описывая собеседнику на другом конце интересные предметы, которые заметил стюард, когда проносил блюда с едой в каюту.
