– А твоя-то фея, Леш, хитрющая, как лиса. И льстить умеет… совсем как взрослая!
Ирина улыбнулась Диме чуть ехидно, но ничего не сказала.
Девушка чувствовала, что невероятно устала, что даже изумительный кофе Дмитрия смог ее вернуть к жизни совсем ненадолго. В такси она дремала. И только когда машина остановилась в совершенно незнакомом месте, смогла прийти в себя.
– Ангел мой, где мы?
– Я не могу с тобой расстаться, Ир, даже на минуту не могу. Мы у меня. Пожалуйста, не исчезай.
– Я не исчезну, мой хороший, – Ира позволила себе провести рукой по щеке Ангела. – Надо бабулю предупредить. Вот только что ей сказать?
Алексей пожал плечами.
– Скажи правду. Бабушка у тебя умница. А все в подробностях мы ей объясним завтра.
Может быть, Ирина и не послушала бы этого совета, но простые слова «мы объясним» подкупили ее и сделали разговор с Мариной Борисовной удивительно простым. Та, к счастью, еще не волновалась.
– Девочка, у меня тоже есть сотовый. Гуляй, сколько захочешь… Я очень рада за тебя, моя лялечка.
– Я люблю тебя, бабуль, – только и смогла сказать в ответ Ирина.
Как заговорщики, они с Алексеем поднимались по лестнице, крались по коридору, стараясь, чтобы не скрипнула ни одна половица, чтобы даже занавеси не дрогнули от их движений. И все это время они целовались, прижимали друг друга к стене и тискали безумно и напряженно. Удивительно, но в светлых полуночных сумерках они смогли проскользнуть совершенно незаметно, как две сошедшие с ума тени. Похоже, что их тени сошли с ума только вслед за ними самими. Алексей с маху ударился локтем о дверной косяк и даже не почувствовал этого.
Да и как тут было что-то заметить, как на что-то отвлечься, если Ира наконец вся, от кончиков рыжих волос до каблуков, сейчас принадлежала ему. Пришлось сделать невероятное усилие всего лишь для того, чтобы отпустить ее руку и тут же обнять. Обнять и наконец поцеловать ее. Так, как там, в сверкающей белизне дамской комнаты.
От его губ пахло табаком и кофе, щека, которой Ира коснулась своей щекой, оказалась чуть шершавой и шелково-прохладной. Шея в вороте легкой рубашки была сильной и тоже прохладной, а грудь под расстегнутой рубашкой – почему-то чуть влажной и удивительно, невероятно приятной на ощупь.
И это необыкновенно нужное тело, чужое, но уже такое родное, знакомо и незнакомо пахнущее, двигалось рядом с ней, дышало и кружило голову так, что становилось просто страшно.
Господи, неужели она целуется с человеком, о котором вчера думала только как о своем виртуальном друге, спутнике по ночным блужданиям в Сети? Думала как о человеке, которого, похоже, больше никогда не увидит!..
«Нет, так не годится! Я не могу! Я должна остановиться! Должна сказать!» Что сказать, зачем? Уже через миг она забыла, что именно хотела сказать ему, обняла руками за шею и вздохнула легонько. Кожа вдруг стала невероятно чувствительной, как у настоящей принцессы на горошине. Она провела голой ногой по его ноге и замычала от удовольствия, чувствуя джинсовую плотность и тепло, которое не могла сдержать никакая ткань.
Он подхватил ее снизу, поднял, прижал к себе, не отрываясь. Теперь она была выше, держала в руках его голову и трогала кончиками пальцев густые волосы на его затылке.
Он откинул голову и взглянул ей прямо в глаза, как тогда, вечером. И снова она почувствовала, что эти объятия… единственно верные, эти руки – самые лучшие. А все то, что он делает… Что иначе быть просто не должно, что это правильно. Правильно для них обоих.
У Алексея еще хватило рассудка, чтобы запереть за собой дверь спальни. Он вдруг заспешил. Должно быть, не мог поверить в то, что они наконец вместе и что все происходит наяву, и что с ним она, его рыжая фея, а не толпы сексапильных девиц, охотниц за чем угодно, кроме него самого. Голова у него кружилась, и Бог знает, что он бы еще успел натворить, если бы не почувствовал, что Ирина нетерпеливо стаскивает с него рубаху.
Прикосновение ее прохладных ладоней обжигало, дарило самое странное из когда-либо приходивших к нему ощущений: если она перестанет его касаться, он тут же умрет. Он даже замычал, когда девушка попыталась отнять руки от его груди.
– Ты что? – спросила она, насторожившись. – Я делаю что-то не так? Тебе неприятно? Может быть, мне лучше остановиться?..
– Если ты остановишься, я просто умру!
Ира улыбнулась. Непостижимо как, но он прочитал в этой улыбке и радость, и даже гордость. Понял, что сейчас власть полностью перешла к ней, и она об этом знает.
– Чего ты хочешь, Ангел мой?
– Тебя. Не останавливайся только, прошу.
«Ни за что. Теперь-то я точно не остановлюсь. И меня никто не сможет остановить. Теперь ты весь мой!» Ирина, может быть, и не понимала, что нужно делать. Но она отлично чувствовала это. Знала, как действуют на Алексея ее прикосновения, слышала, как тяжко и больно начинает биться сердце, стоит ей просто прикоснуться к его телу. А уж о том, чтобы не касаться, и речи быть не могло. Тогда бы сразу умерла и она сама.
– Я, наверное, весь потный. Жарища же…
– Ты самый лучший, – пробормотала она ему куда-то в изгиб шеи, – и просто ничего в мужчинах не понимаешь.
– Не понимаю. А ты?
– А я понимаю. Ты самый лучший, ты единственный! Запомни это и никогда больше не сомневайся…
«Болтушка… Неужели ты говоришь правду? Не льстишь, чтобы чего-то добиться, а просто потому, что тебе нужен именно я?»
Счастье, что этих мыслей Ирина не слышала – вот тогда бы она точно сбежала и он никогда бы уже не смог ее вернуть.
Теперь он чувствовал ее всю, сверху донизу. Вся она, от шеи до прохладных обжигающих пальцев, была частью его самого. Губы скользили по телу, и шелковые волосы ласкали те места, до которых пальцы еще не успели дотянуться. Несмотря на жару, она была странно прохладная и свежая. Каким-то непостижимым образом ей удавалось одновременно и остужать, и распалять его. Он пытался хоть самую малость прийти в себя, подумать о чем-то другом, взять себя в руки. Но ничего не помогало. Голова отказывалась ему служить, а чувства вытворяли все, что хотели.
Никто не мог сравниться с его Ириной. И уж Жанна меньше всего. Как бы ни старалась она быть нежной и пылкой, как бы ни пыталась выглядеть влюбленной, каждое ее прикосновение выдавало ее с головой – теперь-то он это понимал. Вернее, теперь он чувствовал разницу между страстью женщины влюбленной и женщины завоевывающей. Сердце билось сильно и отчего-то больно.
Ирина чувствовала эту непонятную боль Алексея как свою собственную. Она ощущала, как горячи ее ладони, как горячей становится его кожа там, где она касается плеча или спины. Слышала, как колотится его сердце и как тяжело он дышит. Чувствовала свое собственное сердцебиение, такое же болезненное и гулкое, слышала свое собственное дыхание, чуть хрипловатое от с трудом сдерживаемого желания.
