Ознакомительная версия. Доступно 70 страниц из 348
То были великие годы, когда складывался еврейский ритуал. Из Иерусалима царь Давид и его священники старались распространить по всему Израилю ясную и недвусмысленную религию, но в Макоре эти реформы приживались медленно. Его маленький храм продолжал действовать как средоточие древних общинных ритуалов, а не суррогата общенациональной религии.
Дом Удода стоял ближе к концу улицы. Много лет назад он был возведен его предками, и с тех пор в нем обитали поколения достойных людей, которые старались вести достойную жизнь. Как хананеям, им часто приходилось притворяться, скрывая свою приверженность Баалу, но эта двойственность осталась в далеком прошлом. Последние поколения стали преданными приверженцами Яхве; они проводили сыновьям обрезание и выдавали замуж дочерей за представителей лучших еврейских фамилий. Этот процесс ассимиляции достиг своего пика, когда Удод обручился с единственной дочерью Шмуэля бен-Цадока бен-Эфера, еврейского священнослужителя, и теперь эта пара обитала в семейной резиденции.
Большей частью она была построена из камня, а от белых стен внутренних помещений шло ощущение прохлады. Две комнаты были украшены красно-синими фресками. Они не изображали никаких сцен, а напоминали о пустыне, откуда некогда пришли евреи, и о холмах, что когда-то были домом хананеев. Но главным украшением жилища была двадцатисемилетняя Керит, любимая жена Удода. Она была чуть выше Удода и гораздо более стройная. У нее были правильные черты лица и, как у мужа, крупный нос, синие еврейские глаза, темные волосы и кожа цвета слоновой кости. Муж беспредельно любил ее, и, поскольку он знал, что Керит любит украшения – но не столько дорогие, сколько произведения искусства, – он часто покупал ей покрытые глазурью фарфоровые изделия из Египта или эмаль с Кипра. Все эти скромные сокровища она хранила в ящичках розового дерева и носила только тяжелый серебряный браслет из Персии, украшенный большим куском необработанного янтаря, доставленного из северных стран. На фоне ее любимых легких шерстяных хитонов янтарь лучился золотистым сиянием, которое сочеталось по цвету с широкими желтыми полосами – Керит часто украшала ими подолы своих накидок. Она была на редкость проницательной и умной женщиной, преданной детям и обожавшей своего маленького толстенького мужа. Между ними царили добрые и сердечные отношения, поскольку, хотя в Макоре были и более красивые мужчины – а во время десятиминутной прогулки по улицам Керит видела многих таких, – среди них не было никого, кто так обожал бы ее. Между ними существовало лишь одно серьезное различие, и оно имело очень важное значение: Керит была дочерью глубоко религиозного человека, который едва ли не встречался с Яхве лицом к лицу, и она унаследовала от него преданность этому божеству. Удод же, как строитель, которому приходилось копаться в земле, с готовностью признавал Яхве, но по своему нелегкому опыту знал, что почвой правит Баал, и для строителя было бы глупо не обращать внимания на это или чернить божество, постоянно властвующее в земле, с которой он должен работать. Такая двойственность существовала во многих семьях Макора, но обычно мужчина склонялся принять еврейского бога, а жена упрямо держалась за старые семейные божества. В случае с Удодом причиной тому было, что семья Ура с незапамятных времен имела дело с землей, почему этот процесс и имел обратный характер, но он жил с женой в мире и согласии, потому что каждый из них терпимо относился к духовным ценностям другого.
И вот в этом месяце Абибе, весной 966 года до нашей эры, когда днем лили весенние дожди и в сухих вади стали бурлить потоки воды, когда на полях пошел в рост и созревал ячмень, а на болотах расцветали анемоны и цикламены, кивая бутонами тем странным растениям, водяным лилиям, которые потом люди другой религии назовут «индейской репой», – вот в этом месяце Абибе, завершившем восстановление стены, расстроенный Удод шел домой. Жена встретила его на пороге дома, и он тяжело опустился на твердую изразцовую лавку.
– Я обеспокоен, Керит, – сказал он.
– Я видела твои новые стены, и они выглядят очень надежными. – Она принесла ему ячменные печенья, горячее вино с медом, и Удод расслабился.
– Когда я осматривал их сегодня, то обратил внимание на богатства этого города. На задах улицы стоят лучшие красильни на всем севере. За стенами раскинулись места стоянок для отдыха верблюжьих караванов. И еще эти крепкие хорошие дома… Керит, этот город служит искушением для всех наших врагов на западе. Ведь он – ворота к Иерусалиму.
– Но разве не поэтому ты и построил стены? – спросила она.
– Стены отбросят их. В этом я уверен. Но знаешь, как мы потеряем этот город?
Она знала. Как и все молодые женщины Макора, она часто ставила на голову кувшин для воды и, миновав сторожевые ворота, по темному проходу спускалась к источнику. И вот как-то во время осады, которой Макор подвергся четыре года назад, когда она носила своего первенца, она предприняла это опасное путешествие и слышала, как финикийские солдаты старались пробить слабые защитные стены. Все люди Макора понимали, что, если финикийцы пустят в ход стенобитные орудия против стен, ведущих к источнику, вместо того чтобы стараться сокрушить старые городские стены, они захватят Макор. И нелогично было предполагать, что при следующем нападении, когда вокруг города выросли такие могучие новые стены, захватчики откажутся от такой победной стратегии, как пролом стен у источника. Керит прекрасно понимала, что, если финикийцы в самом деле решат захватить Макор, у них это получится, и она знала, что новые стены, возведенные ее мужем, таят в себе не столько безопасность для города, сколько дополнительный риск. Но в осторожных разговорах, которые велись несколько недель тому назад, она отказалась признавать эти факты в силу сложных причин, которые теперь и заставляли ее молчать. Она любила своего коротышку мужа и защищала его от таких людей, как правитель, который с насмешкой относился к Удоду, но и кроме того, она знала, что, если Удод возьмется возводить в Макоре какое-то броское новое здание, ей придется остаться в этом городе, как заключенной, и ее мечтам о будущем придет конец.
Так что она мрачно выслушала его слова:
– Я придумал. Мы с моавитянином составили план, который спасет город. Сегодня правитель отказался меня выслушать, но завтра ему никуда не деться.
Убежденная, что она поступает совершенно правильно, Керит взяла Удода за руку и тихо сказала:
– Не делай из себя дурака, Джабаал. Если правитель не согласится с тобой, не спорь с ним. Работу ты себе найдешь всюду.
Слова ее были мягкими и рассудительными, говорила она тихо и спокойно, но ее отношение едва ли не испугало Удода, потому что он прекрасно понял, что за ним скрывается. Какое-то мгновение он уже был готов сесть рядом с ней и откровенно поговорить обо всех проблемах, с которыми они столкнулись, но пришлось бы вести речь о таком количестве важных идей, что он расстался с этой мыслью. Он слишком любил Керит, чтобы волновать ее до того, как его планы были полностью сформулированы. Так что, сделав последний глоток сладкого вина, он унес свиток исцарапанного пергамента в другую комнату, где допоздна сидел над ним, набрасывая примерную схему спасения Макора. Утром, послав рабов трудиться, он явился в правительственную резиденцию и сказал правителю:
Ознакомительная версия. Доступно 70 страниц из 348
