— Ты тоже заметил, Посланник? — опять «подслушал» мысли правителя Шабр.
— Заметил, — согласился Найл. — Надеюсь, когда они подрастут, то будут понимать не только друг друга, но и нас. Покажи, кто из них Нуфтус, а кто Савитра.
На взгляд правителя, мальчишка и девчонка ничем друг от друга не отличались — одного роста, короткие светлые волосы, длинные, темные мохнатые туники, мягкие сапожки из стриженой шкуры; даже пищат одинаково бессвязно. Малыши вместе накидывались на паучонка и пытались опрокинуть его на спину, схватив за лапы и упираясь головами ему в брюшко. Маленький смертоносец не поддавался, широко расставив ножки, прилепившись паутинкой к стеблю ковыля и неумело «пихаясь» волевым лучом, вместо того чтобы попытаться парализовать противников. Силы казались неравными, левые лапы паучка уже оторвались от земли, тело медленно отодвигалось назад, а попятиться смертоносику не удавалось. Однако в тот самый миг, когда победа уже казалась достигнутой, Нуфтус зацепился сапожком за паутину, прилип и вынужден был отвлечься. Девчонка в одиночку не справилась: тельце восьмилапого малыша перевесило, он упал в устойчивое положение, моментально подцепил Савитру под коленки, свалил, потом так же ловко сбил на землю мальчика и стал бегать над ними, не давая встать. Малыши шустро поползли в разные стороны, перебегать от одного к другому паучку оказалось слишком долго — оба вскочили и опять дружно навалились на противника.
— По-моему, двуногих пора переводить на твердую пищу, — сообщил Шабр.
— Как ты думаешь?
— А зубы у них есть?
— На второй день прорезались.
— Вот это да, — присвистнул Найл. — Ну, раз так — значит, пора.
— Завтра покормлю, — решил ученый паук. — Но приготовить все нужно заблаговременно.
* * *
Утро началось с крупных, тяжелых, черных туч, наползающих со стороны моря. Природа затихла, ожидая редкой в этих местах, а потому особенно пугающей грозы. Потянуло знобящей свежестью, остро пахло ароматным сеном. Начали падать редкие, но очень крупные капли, больно жалящие обнаженные руки и пробивающие ткань туники насквозь. Далеко на горизонте блеснула молния, и после томительной паузы докатился гром.
— Ну, сейчас начнется, — сказала облаченная в темную тунику принцесса, сев рядом с Найлом.
Но тут между тучами мелькнуло чистое небо, скрылось, прорвалось опять, чистые окна появились тут и там, и вскоре тучи уже стали редкостью на ярком голубом небосводе. Гроза передумала.
— Купание отменяется, — сообщила Мерлью, отодвинулась и пожала плечами: — Даже погреться не успела.
— Давай вечером согрею? — предложил правитель.
— Боюсь, повода не будет. — Принцесса тихонько подула ему за ухо, отчего по телу разбежались мурашки, резко вскочила и направилась в голову колонны.
Вскоре двинулись дальше. Нехоженый ковыль упорно сопротивлялся, но остановить путников не мог. Время от времени между макушками стеблей уже мелькали сочные, зеленые кроны ив с характерными раздвоенными сучьями.
Оставалось совсем немного — шагов триста-четыреста.
— Что это? — удивленно указала Нефтис на взмывшее с деревьев рыжее облако.
— Похоже, мотыльки.
Крупные пузатые бабочки часто взмахивали маленькими белыми крыльями с четким коричневым рисунком. Мохнатые тельца пересекали две черные полосы. На округлой, черной, глянцевой голове начисто отсутствовали усики.
— Странно, — удивилась стражница, — в прошлый раз их не было.
Облако бесшумно приблизилось и рухнуло вниз.
Увидев летящую точно в лоб, сверкающую в солнечных лучах черную голову, правитель инстинктивно вскинул копье — мотылек со всего разгона нанизался на острие и по инерции проскочил до самой руки; правитель ощутил жесткий удар в грудь, от которого перехватило дыхание, потом — в плечо; что-то чиркнуло по волосам. Рядом болезненно вскрикнула Нефтис. Чуть дальше закричал кто-то еще. И еще. Идущий впереди смертоносец присел от боли. Тут и там тихо шелестели крылья.
Потом все прекратилось. Рыжее облако опять поднялось высоко в небо, оставив после себя множество мертвых или искалеченных мотыльков, стонущих людей и обезумевших от боли смертоносцев.
Нефтис с трудом поднималась с земли, из уголка рта сочилась кровь. Она вскинула руки к лицу, в глазах светилось недоумение. Потом стражница испуганно присела, а Найл получил тяжелый удар по затылку и влетел головой ей в колено. Сознание на мгновение помутилось, но правитель тут же пришел в себя, выдохнул:
— Беги отсюда, Нефтис! — и попытался вызвать Дравига: — Уходим, уходим отсюда, скорее!
Однако вместо ясного сознания смертоносца правитель наткнулся на обезумевшую от боли пелену, на секунду растерялся, а потом воззвал к паукам сам:
— Уходите отсюда все! Назад! Спасайтесь!
Шелест крыльев опять смолк. Найл ощутил, что его услышали, и с чистой совестью бросился наутек сам.
Путников спасло лишь то, что бежать назад по готовой просеке намного легче и быстрее, чем прорубаться вперед. Промчавшись несколько минут и не подвергшись больше ни одной атаке, они перешли на шаг, а потом и вовсе остановились, тяжело дыша.
— Вы фелы? — спросила Нефтис.
— Что с тобой? — забеспокоился Найл. — Зубы выбила?
— У-у, — замотала головой стражница. — Егофи во рфу мнохо…
— Кровь ртом идет?
Нефтис кивнула.
— Ладно, будем считать, что легко отделались. — Правитель сел на землю, пытаясь отдышаться. — Но почему они на нас накинулись? У них что, брачный период?
— Это у тебя только брачный период на уме, — подошел Симеон. — Руки подними. Опусти. Ничего не болит?
— Грудь и плечо.
— Покажи. — Медик быстрыми, привычными движениями ощупал грудь и плечи Найла. — Ничего. А мотыльки наверняка свои кладки охраняют.
— Какие кладки? — не понял Найл.
— Яйца отложенные. Ты обратил внимание, кто выживает в нашем мире? Те, кто заботится о потомках. Возьми, например, крысу. Существо мягонькое, махонькое, беззащитное, ни яду, ни клыков. Все на нее охотятся, каждый сожрать норовит. В помете — не больше шести детенышей. И сравни хоть со скорпионом: огромный, в хитиновом панцире, с клешнями, челюстями, с ядовитым шипом. Откладывает за раз по пятьдесят яиц. И что? Кого в нашем мире больше? А все потому, что скорпион яйца отложил и забыл про них. Выживут, не выживут — все равно. А крыса каждого из своих выкормит, вырастит, в обиду не даст.
— А при чем тут эти бешеные мотыльки?
— Они наверняка не подпускают хищников к своим кладкам. Заботятся об их безопасности, пока гусеницы не вылупятся.
— Какая там забота?! Они же просто свихнулись! Их трупы там десятками лежат!
— Ну и что? После того как живое существо оставило потомков, его жизнь уже не представляет никакой ценности. Зато нас они мигом отогнали на безопасное расстояние.
