Наконец, низко опустив голову, вошла моя мать. Затаив дыхание, я в ожидании смотрела на нее, пока она брала стул, придвигала его к моей кушетке и садилась. Взяв меня за руку, она поцеловала ее.
— Ага, значит, я все-таки потеряла его, — сказала я. — Ну что ж, ладно. — Опустошения и страха я в тот момент не испытывала, облегчения, правда, тоже — только какое-то оцепенение.
Но мать все молчала, только раскачивалась тихонько на стуле с закрытыми глазами — видимо, собиралась с духом и молилась про себя.
Потом она открыла глаза, прокашлялась и сказала:
— Солнышко, когда ты поняла, что беременна, ты анализы сдавала?
— Господи, какие еще анализы? Нет, конечно.
— А почему, детка?
— Ну потому что месячные у меня прекратились и меня тошнило все время. И так все было ясно.
— Ага. — Она снова закрыла глаза.
В кабинет ворвались больничные звуки, только теперь к ним прибавился еще новый — это мать нервно постукивала ногой об пол.
— Так вот мы думаем, Солнышко, что ты на самом деле не была беременна.
— Как это? — растерянно моргая, спросила я.
— Ты когда-нибудь слышала о таком понятии, как ложная беременность? Это случается на нервной почве. Женщине кажется, что у нее все симптомы беременности, но на самом деле она не беременна.
— Как это? Но у меня-то не такое…
— К сожалению, очень похоже, что как раз такое.
— Подожди, Ви, но я же не сумасшедшая! У меня три месяца подряд не было месячных! Меня все время тошнило. У меня живот стал расти. Нет, никакая это не ложная беременность, а самое настоящее кровотечение. Это был Комочек.
— Вилли, твое кровотечение — это просто обильная менструация. А все остальное у тебя в порядке.
— В порядке? — воскликнула я, переходя на истеричные нотки.
— Видишь ли, человеческий мозг иногда бывает сильнее тела и проделывает с ним всякие фокусы, заставляя его поверить в то, чего на самом деле нет, — объяснила мать. — А иногда как раз боязнь беременности вводит в заблуждение эндокринную систему, заставляя ее поверить в то, чего нет. Психиатр сказал, что у тебя все в норме, просто ты, похоже, находилась какое-то время в состоянии чудовищного стресса.
В образовавшейся тишине я слышала бубнящий в холле телевизор, проехавшую по коридору каталку и нытье какого-то маленького ребенка, просящегося домой.
— Господи, да я просто не могу в это поверить! — недоумевала я.
Ви устало улыбнулась:
— Вильгельмина, ты на свете не одна, с кем такое произошло. Представь себе, такое случалось даже с мужчинами. Со многими случалось, и не только в этой больнице.
— Хорошо, Ви, тогда назови хоть кого-нибудь!
Мать покопалась в памяти.
— Английская королева Мария Тюдор. Она очень долгое время считала, что беременна, а сама, конечно, не была, потому что была стерильна.
Я удивленно вытаращила глаза.
— Ты имеешь в виду Кровавую Мэри?! Эту женщину, казнившую тысячи подданных?
— Вообще-то я не говорила, что это всегда происходило только с психически здоровыми людьми, — ответила мать, пряча усмешку.
— Но ты же сказала, что психиатр признал меня нормальной.
— Да, признал, слава Богу.
— Ой, меня, кажется, сейчас вырвет.
— Что ж, зато мы хоть знаем, что это не из-за беременности, — утешила меня Ви.
И она заулыбалась, сверкнув амальгамой зубных пломб.
— Знаешь, Ви, — сказала я, — я люблю тебя ужасно, но иногда мне кажется, что и чуточку ненавижу тоже.
— Ну, это понятно. — Она встала и поцеловала меня в лоб. — Я тоже тебя люблю. И совсем не хотела тебя обидеть. Мне искренне жаль, что так получилось, сочувствую твоей потере.
— А я ведь потеряла, Ви. Правда, потеряла что-то. У меня правда такое ощущение.
Она убрала с моего лица волосы и внимательно посмотрела в глаза.
— Я тебя хорошо понимаю, Вилли. И мне очень жаль, что так получилось.
Ви ушла оформлять бумаги, а я все водила и водила руками по животу, но так и не уловила там внутри никакого сердцебиения. Кишки, кровь, пустой воздух и всякие жидкости — вот что там было. И никто, оказывается, не рос у меня внутри — никогошеньки, никакого даже самого крошечного Комочка!
Долго я ждала Ви на этой больничной койке, пока не поняла: она ушла специально, чтобы дать мне возможность побыть одной. Тогда я взяла в руки конверт, который принесла с собой, конверт, подписанный размашистым почерком Клариссы. Быть одной мне сейчас совсем не хотелось. За окном уже сгущался вечер, когда я надорвала конверт и извлекла из него ксерокопии книжных страниц. Я прочла их на одном дыхании дважды подряд. Ви все не возвращалась. В тот вечер я читала и перечитывала эти страницы снова и снова, потому что благодаря им могла не думать о Ви, о несуществующем Комочке, о Клариссе и о зловещем красноватом свете вокруг меня. И это была благодатная передышка.
Глава 27
НАБРОСКИ И ФРАГМЕНТЫ
Вот что я увидела, когда открыла конверт.
1. Записка, настроченная сумасшедшим почерком Клариссы:
В., проверь-ка вот это. Нашла в одном сборнике. Называется: «Наброски и фрагменты. Посмертное собрание неизданных произведений Джейкоба Франклина Темпла, составленное и опубликованное его дочерью Шарлоттой Франклин Темпл». Издано в 1853 году типографией «Финни и сын», Темплтон, Нью-Йорк. В конце также приведены примечания Шарлотты. Может, разгадка найдется там?
С любовью, К.
2. Отрывок со страницы 334:
…содержит в себе настоящие загадки! Например, в прошлом году по городу гуляла такая вот странная история. Как-то раз три девицы отправились в лес по землянику, сбились с пути и заблудились. Бесцельно блуждая по темной чаще, преисполненные горя и отчаяния, девицы начали ссориться, и одна, разобидевшись на подруг, убежала от них. Страшась приближающейся ночи и огромного медведя, по слухам, обитавшего в тех лесах, две другие девицы пустились бежать и вскоре нашли потерянную тропинку. Спеша домой, они услышали донесшийся из чащи вопль, и такая жуть их обуяла, что кровь едва не свернулась в их жилах. Изодранные колючками и потерявшие дар речи от ужаса, прибежали они по домам. Третья девушка так и не вернулась к утру, и тогда мужчины со всего города отправились на ее поиски, но нашли только обрывок ее подола, а посему было решено, что девушка заблудилась и сгинула в лесу навеки.
Но глубина этой тайны не исчерпывается сказанным, ибо к следующей весне исчезнувшая девушка обнаружилась — она преспокойно жила у себя дома, словно ничего не произошло вовсе. Родные ее на все расспросы молчали, будто воды в рот набрали, однако вскоре всевозможные очевидные факты стали объявляться сами собой, порой противореча всему остальному — тому, например, что на лице девушки имелось теперь три ужасных шрама на-вроде следов от огромных когтей, и что в ее некогда черных, как вороново крыло, волосах безвременной сединой застыл пережитый ужас, и что ее мать, женщина щуплая и сухая как жердь, скрываясь от людских глаз всего только месяц, ни с того ни с сего произвела на свет божий волосатого младенца-великана, и что городской почтальон видел ее однажды в Онеонте, когда она стирала в реке белье, и мог бы поклясться, что женщина отнюдь не была беременна. Но самым странным в этой истории было, пожалуй, одно наблюдение, и заключалось оно в том, что девица та, всякий раз завидев одного местного джентльмена, начинала дрожать как тростинка на ветру и бежала прятаться. И странным было как раз то, что сей джентльмен хоть и был, по общему признанию, похож на медведя, но происходил, из семьи почтенных и уважаемых горожан, считался благодаря своей робости и мягкости едва ли не бабой и никогда бы не смог…
