Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
«Теперь у них осталась одна я».
Она легла на спину и принялась рассматривать свою тесную однокомнатную квартиру.
Хольгер и Виола решили уехать в Сёдерманланд и не возвращаться в Стокгольм, чтобы присутствовать при вынесении приговора. Нина предложила им остаться у нее, но они отказались от предложения. Они не хотели мешать, хотя Нина и убеждала их, что они ее совсем не стесняют. Старики не хотели бросать ферму, хотя у них уже не было скотины, за которой надо было ухаживать.
Люди шушукались за их спинами. Нина видела это собственными глазами. Знакомые демонстративно отворачивались в супермаркете. Оба сильно постарели и сдали за последние полгода. Виола окончательно поседела, а Хольгер начал заметно хромать.
Приговор должны будут огласить завтра, в тринадцать тридцать.
Процесс был неинтересный и заурядный, как обычно. Для Хольгера и Виолы юридические формальности превратились в нескончаемый кошмар. В ожидании приговора они вели себя как кошки у крынки сметаны. На суде они вполголоса задавали вопросы, уверенные, что их никто не слышит.
«Нина, что это значит? Что имеет в виду прокурор? Ты знаешь, что это такое? Это плохо для Юлии? Она сядет в тюрьму? Надолго? О… И где же она будет? В Эребро? Это не очень далеко, мы будем ее навещать. Ее не отпустят на Рождество? Нет? Но, может быть, потом, через несколько лет?»
И теперь эта журналистка со своим «думаю, что».
Она нажала кнопку. Нажатие было резким, как и ответ.
«Я не согласна. Юлия виновна. Она причинила сильную боль своим родителям. Чего ты хочешь?»
Ответ был неприятным, но Нине все равно.
Она быстро отправила сообщение, чтобы не передумать.
Вышла на кухню, чтобы выпить стакан воды, когда на мобильный, с негромким писком, пришел ответ. Нина поставила стакан на стол.
«Была в Кюмле и видела Филиппа Андерссона. Интересно. Есть что обсудить. Я буду в Стокгольме через пять минут».
Обсудить?
«Филипп Андерссон. Думаю, что действительно».
Это может значить все, что угодно, но не накладывает на нее никаких обязательств.
Нина схватила телефон.
«Я дома. Приходи».
Она собрала со стола какие-то счета и положила их на книжный шкаф, поправила скатерть и поставила варить кофе. Потом села на стул и принялась ждать, когда стихнет журчание воды в кофемашине.
Нина поставила на стол кружки, молоко и сахар, когда раздался звонок в дверь.
Журналистка, как обычно, была похожа на неубранную постель. Она вошла в квартиру со своей красивой большой сумкой, в толстом пуховике и, как всегда, без умолку говорила:
— Я обнаружила нечто общее для всех этих дел, чего раньше не замечала, и, наверное, сама бы в это не поверила, если бы не реакция Филиппа Андерссона. Он утверждает, что невиновен, и действительно доказательства, по которым его приговорили, представляются весьма шаткими. Либо он очень хороший актер, либо страшно запуган и деморализован…
— Сядь, пожалуйста, — сказала Нина, выдвигая из-под стола стул, голосом, который приберегала для упрямых пьяниц и мальчиков на мопедах. — Какой тебе кофе?
— Черный, — сказала журналистка, усевшись на краешек стула и выудив из сумки блокнот. — Я тут кое-что записала, но не могу понять, что это все значит.
Нина, глядя на корреспондентку краем глаза, налила кофе.
В ней было что-то маниакальное. Во всяком случае, она была напряжена сверх всякой меры. И походила на бойцового бульдога, сцепившего челюсти. Разжать их он уже не способен.
«Она не смогла бы работать полицейским офицером. Ей не хватает дипломатичности».
— Приговор огласят завтра, — сказала Нина, садясь напротив Анники Бенгтзон. — Так что, пожалуй, уже поздно представлять какие-то улики и доказательства.
— Это не доказательства, — сказала журналистка, — это дополнительные косвенные детали.
Нина мысленно вздохнула: «Дополнительные детали».
— Поняла, — сказала она. — О чем же они нам говорят?
Корреспондентка задумалась.
— Это долго рассказывать. Факт заключается в том, что, как это ни ужасно, я сама в это не верю. Слишком это жестоко, расчетливо, цинично, но если человек жесток и циничен, то в принципе это вполне возможно.
Нина не придумала, что сказать, и поэтому промолчала.
Читая свои записи, Анника Бенгтзон грызла ногти.
— Есть несомненная связь между убийством на Санкт-Паульсгатан и убийством Давида Линдхольма, — сказала она. — Тебе это не приходило в голову?
Нина молча ждала продолжения.
— Всех жертв сначала поражали в голову. На Санкт-Паульсгатан их били по голове топором. Давиду пустили пулю в лоб. Потом следовало надругательство над телом. Не укради. Жертвам отрубали руки. Не прелюбодействуй. Жертве отстреливают мошонку с членом. В обоих случаях совершается символическое действо…
Нина недоверчиво округлила глаза.
— Знаешь что, — сказала она. — Между этими преступлениями прошло четыре года, и между ними нет никакой связи, если не считать того, что оба они были совершены в Сёдермальме.
— Связь есть, — возразила Анника. — Например, на месте обоих преступлений были вы с Юлией.
— Это чистое совпадение, — сказала Нина.
— Может быть, — согласилась Анника. — Но самая важная связующая часть — это сам Давид. Он был знаком с Филиппом Андерссоном, они в прошлом вели совместные дела. Если верить сплетням в блогосфере, у Филиппа Андерссона был очень своеобразный бизнес на юге Испании, а разве не ты мне говорила, что они с Юлией подолгу жили там? Шесть месяцев в таунхаусе в Малаге, помнишь?
Нина раздраженно заерзала на стуле.
— Он хотел отделаться от банды в Стокгольме, это не имело никакого отношения к Андерссону.
Журналистка перегнулась через стол.
— Ты уверена? Не было ли других причин? Он проник в банду Андерссона или работал на него?
Нина не ответила.
— Давно ли Давид и Юлия были в Испании? Ты говорила, что Юлия стала похожа на призрак.
— Она тогда забеременела, и ее все время рвало, — вспомнила Нина.
— Следовательно, это было незадолго до убийства на Санкт-Паульсгатан, — заметила Анника. — Когда я патрулировала вместе с вами, Юлия была на четвертом месяце.
Нина покачала головой:
— Нет никаких оснований предполагать, что Давид когда-либо вел какие-то дела с Филиппом Андерссоном.
— Давид стал опекуном Андерссона, когда того приговорили к пожизненному сроку, и, если верить Кристеру Бюре, Давид был единственным человеком, верившим в невиновность Андерссона. Они наверняка были знакомы и раньше, и Давид знал об убийцах то, чего не знал никто.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
