— Они не тронут меня, Кейрон. Эвард дал Томасу слово. — Я сжимала деревянную раму кровати, пока не поняла, что дерево вот-вот треснет. — Мы с Коннором будем в безопасности в Комигоре. Никто не сможет причинить нам зло.
«Остальные не представляют того, что эти люди сделают с ними. Они пытаются сопротивляться, словно от этого что-то изменится».
— Они понимают, Кейрон. Они осознавали опасность, так же как и я. Ты позволил нам выбрать свой путь. Мы взрослые люди, и мы выбрали тебя. Это были не просто слова, той ночью у Мартина.
«Я должен был уехать из Лейрана».
— Мартин давно понял, что, когда популярность Эварда пойдет на убыль, его собственная жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Но даже если бы было иначе, мы сделали выбор, и никто из нас ничего не изменит. Это жизнь, Кейрон, жизнь, которой мы хотели, и ты должен позволить нам принять ее, как ты принимаешь свою.
Именно это, разумеется, и было причиной, по которой я не стала кричать, требовать, чтобы он использовал свою магию ради нашего спасения, хотя всеми фибрами души я чувствовала: самое ужасное впереди. Как можно убедить любимого человека предать самого себя? Он сделал выбор, а я его жена, я обещала поддерживать его на жизненном пути. Только я не знала, смогу ли.
20
Четвертый год правления короля Эварда, конец зимы
В день суда я проснулась на заре и, как обычно, обнаружила Кейрона на краю своего сна.
— Сегодня я буду рядом с тобой, — сказала я. «Мне хотелось бы, чтобы ты не ходила».
Я понимала почему. Он боялся, что я навлеку на себя еще большие неприятности, когда увижу, как с ним обошлись. Он не понимал, что я уже знаю.
— Ты же знаешь, я должна получить возможность заговорить. Я скажу им, если ты действительно маг, то почему еще несколько лет назад не усмирил свою вечно готовую лезть в спор жену? Многие будут сочувствовать тебе.
«Они не залепили мне уши, я, по крайней мере, смогу услышать твой голос».
— Вот видишь? Они думают, что сделали с тобой самое худшее.
Я едва узнала Кейрона, когда его привели в зал суда. Меньше чем за два месяца сильный величественный мужчина, которого я знала, превратился в сгорбленное, слепое пугало, на него были навешаны такие кандалы и цепи, что он с трудом дотащился до скамьи подсудимых. Как, по их мнению, он сможет продержаться все заседание? Они закрыли то, что осталось от его глаз, куском ткани, дабы не оскорблять взоры публики, но почерневшие, искореженные клешни, которые были когда-то руками целителя, были выставлены напоказ для общего успокоения. Мне было невыносимо видеть это изувеченное тело, но смотреть в другую сторону я не могла. Как только он остановился, я ощутила его присутствие в моих мыслях.
«Ты здесь?»
«Да». Просто думать было сложнее, чем говорить вслух.
«Где? Я тебя не вижу… из-за этой тряпки…»
«Через зал, слева от тебя, в окружении шести воинов с каменными лицами, готовыми защитить меня от твоего дьявольского влияния». Я зашлась кашлем и увидела, что его голова слегка повернулась в моем направлении.
«Хорошо, что ты так далеко. Если тогда в Тредингхолле ты заявила, что от меня несет скотным двором… нос у меня в порядке, как прежде, но уж лучше бы он не чувствовал».
«Все это время я виделась только со жрецами и следователями, кажется, с тех пор мое представление о дурных запахах несколько изменилось».
«Хорошо сказано».
«Как радостно видеть тебя. Кажется, ты выглядишь весьма колоритно, знаешь, как злой пират».
«Думаю, тебе кажется».
«Я вижу то, что есть». Должно быть, мои истинные чувства угадывались за словами. Не будет никаких чудесных побегов. Он едва двигается.
«Не мучай себя, любовь моя. Все не так плохо, как может показаться».
«Но я не могу тебе помочь».
«Напротив. Ты моя жизнь. Не смотри на меня совсем. Загляни поглубже внутрь себя, посмотри на ту красоту, которую ты сохранила, на жизнь, которая заключена в тебе, искру, принадлежащую только тебе. Они не смогут добраться до всего этого. Именно там живет твоя любовь, которую ты можешь отдавать и забирать по своему желанию. Ты сохранила меня там, за что я благодарю всех духов земли и небес, они не смогут добраться до меня, пока я живу в тебе».
Я очень хотела поверить ему.
На Кейрона вдруг напал приступ изнурительного кашля. Из угла рта потекла струйка крови, и сидевшая рядом со мной молодая женщина закричала: «Кровь рабов дьявола!» Подруги принялись обмахивать ее веерами, а какой-то молодой дворянин потребовал, чтобы голову Кейрона закрыли, тогда мерзостное создание не сможет пугать дам. Потребовалось какое-то время, чтобы успокоить толпу.
«Очень сложно понять, что творится. Ты должна рассказать мне, кто здесь и что означает все это волнение. Полагаю, это как-то связано со мной».
И вместо того чтобы закричать или зарыдать, я принялась описывать ему присутствующих: огромную толпу придворных, многих из которых он знал, и еще большую группу простолюдинов, допущенных стать свидетелями такого значительного события. Ни одна женщина и ни один мужчина среди зрителей не выдерживали моего взгляда. Как странно вызывать подобный ужас в людях, которые совсем недавно сидели с тобой за одним столом.
Когда явился Эвард во всех своих регалиях и Совет лордов уселся на возвышение рядом с ним (место Мартина было пусто), процесс начался. Первым свидетелем был Мацерон, шериф с рыбьим взглядом. Он посвятил свою жизнь изгнанию из мира величайшего зла, так он заявил, он получил свой пост в восточном Валлеоре, когда оттуда поползли слухи о чародействе. Рассказы о невероятных событиях привели его в Ксерему: жертвы, извлеченные из-под завалов и живые наперекор всему, жертвы, готовые пополнить адские легионы. Дьявол, судя по всему, набирал себе армию порабощенных душ под руинами погибшего города, слуг хаоса, призванных вступить в битву с Близнецами за обладание миром.
Чтобы подтвердить нелепую догадку, прокурор вызвал валлеорскую певицу. Девушке велели рассказать, почему она пала ниц перед Кейроном в присутствии самого короля. Не понимая, что делает, Мизара охотно поведала все слухи и легенды, ходившие в то лето по Ксерему, о том святом человеке, о котором говорили, что он приносит жизнь и надежду даже после смерти. Ее отец клялся, что видел ее мать, братьев и сестер погибшими, но потом Диспоре появился среди упавших на них камней и вернул всех к жизни.
Видела ли она своих родных в последнее время, может ли описать их душевное состояние после всего произошедшего?
Нет, ее увезли в Лейран, чтобы петь, но…
Прокурор не позволил ей продолжать. Едва ли девушка понимала, что жалкие останки человека на скамье подсудимых и есть спаситель ее семьи.
Постоянные предположения и догадки, нехватка или полное отсутствие доказательств, приукрашенные или переставленные местами события — все это превышало все разумные границы. Конечно же, судьи заметят это.
