Женщина исподлобья глянула на Ираша, освободила свое плечо от покровительственной лапы Гогона и произнесла хорошо знакомым Джу чуть хрипловатым голосом:
– В государстве переворот. Государь покинул Царский Город, потому что его хотели заставить подписать отречение от престола. Вот государственные печати. Он просил вернуть их в префектуру.
Мешочек, мелодично звякнув, упал перед Ирашем на стол. На коричневой замше был не какой-то там герб, а государственная эмблема Тарген Тау Тарсис в вензеле Царского Города. Ираш, недоверчиво глядя на странную вестницу, развязал шнурки на горлышке мешочка, и изнутри на поцарапанный, изрезанный со скуки ножом, неоднократно залитый чаем и чернилами стол дежурки высыпались чеканные позолоченные, вырезные лазуритовые, хрустальные и яшмовые печати. От них в дежурке стало светло, что в девичьем тереме.
Ираш нахмурил лоб, и на лице его отразилось страдальческое выражение: он не знал, что по поводу известий и печатей предпринимать.
– Вас послали? Вы фрейлина? Вы дочь придворного? – выдавил из себя он.
– Это государыня, господин Ираш, – объяснил Джу, протискиваясь между остолбеневшим Гогоном и его помощниками. – Новая жена императора Аджаннара.
Женщина обернулась.
– Ты, – ахнула она, сразу узнав Джу. Он глазом не успел моргнуть, как государыня оказалась рядом и ухватилась за него, словно кроме Джу ни на кого здесь ни надеяться, ни положиться было нельзя.
– Вот видишь, – шепотом произнес писарь за спинами ночного патруля. – Я же говорил – почему бабы вешаются на него? Почему не на меня? Чем я хуже?
– Наверное, рожей не вышел, – философски предположил его товарищ.
Пока Ираш метался по префектуре, не зная, какое принять решение, Джу сидел рядом с государыней на лавочке и прикрывал ее полой своего плаща – почти так, как делал вчера. Честно признаться, он предпочел бы находиться от нее на большем расстоянии, но государыня вцепилась в него окоченевшей хваткой и не отпускала. Шея и руки у нее были все в синяках, плечи исцарапаны – видимо, ей здорово досталось, пока она сумела выбраться из Царского Города. На вопросы она почти не отвечала, а если говорила что-то, то не больше двух слов подряд. Даже чаем напоить ее удалось с трудом. Ее спрашивали, где государь, – она не знала. Куда-то ушел. Спрашивали, как она вышла за пределы дворцовой крепости, сказала – подземельем. Стороннее любопытство по поводу того, где они познакомились с Джу, он утолил сам, сообщив, что дежурил в день встречи посольства у стен Большого Улья. Объяснение утешило любознательных и устроило государыню. Во всяком случае, она не возразила и не стала дополнять.
Разумеется, как только печати вывалились Ирашу на стол, немедленно послали за префектом. Только его отчего-то не оказалось в эту рань дома. Вместо него явился не вовремя разбуженный господин Кармараш и всем развесил оплеух, кому-то на словах, а младшим писарям на деле. Но порядок он почти восстановил.
Сразу спросить государыню, чего она хочет, никто без Мараша не догадался, даже Джу. А ей всего лишь нужно было к своим, в Большой Улей. Сотрудники префектуры стали смотреть друг на друга – кто возьмется доставлять? И через несколько мгновений все взгляды сосредоточились на Джу. Наверное, они с государыней миленько смотрелись рядышком на лавочке.
– А что вы глядите? – спросил тогда Джу. – Седлайте лошадей, давайте охрану. Что я, государыню один повезу?
– Да лошади-то все в Курганах, – всплеснул руками господин Кармараш. – В префектуре пусто, понимаете? Ни людей, ни лошадей. В казармах новобранцы, во дворе хромые клячи. Курьерские уже посланы с поручениями, хромых и дюжина не наберется. А за Людоеда перед префектом отвечать.
Людоед был личным парадным конем господина префекта.
– На руках нести чужую жену будет неприлично, – сообразил Ираш.
– Ну… Седлайте Людоеда, – вынужден был согласиться Кармараш. – И остальных всех седлайте. Как-нибудь добредут. Господин Гогон, займитесь вы. Возьмите на себя сопровождение. И господина Ираша возьмите. Здесь уж я сам подежурю.
– Ехать недалеко, – утешил его кто-то. – Что станется с того Людоеда. И так бока нажрал, что печка…
Прилично было носить чужую жену на руках или неприлично, а все равно пришлось. Ноги отказались Нэлю служить. Когда он понял, что опасность быть убитым, раздетым, ограбленным, потерянным, пропавшим без вести или каким-нибудь еще ему больше не грозит, у него все тело свело судорогой, и он уже не мог ни ходить, ни говорить, ни даже выпить воды. Он все слышал, все понимал, но в ответ на расспросы только мотал головой. Поэтому полицейский, подобравший его на старой дамбе, завернул Нэля в грубый солдатский плащ и вынес на улицу. Нэль начал думать, что сейчас он будет дома, и какие, оказывается, хорошие люди полицейские. Ему стало чуть легче.
Во внутреннем дворе префектуры они немного задержались. Тот прежний знакомый, которого все кругом называли Джу или господин Джуджелар, на пару минут отдал Нэля Гогону, а сам нацепил шпоры и привесил к поясу саблю. На то, что государя и его семью всегда сопровождают вооруженные люди, в то время как в городе ношение длинного оружия запрещено всем, включая войско Порядка и Справедливости, Нэль обратил внимание еще раньше.
Гогон посадил Нэля позади Джу на большущего желтого коня, и Джу сделал одну умную вещь – связал запястья Нэля платком, чтобы тот не свалился, если потеряет сознание и не сможет держаться за него руками. В отличие от спокойной прогулки на лошади господина Дина, этот конь так и ходил ходуном даже под двойной тяжестью. Упасть было немудрено.
Тронулись в путь. Солнце, не успевшее выглянуть, закрыли тучи. Снова стало сумрачно.
– Пойдет дождь, – рассуждал один из солдат эскорта.
– Не пойдет, – говорил второй.
– Спорим?
– Не буду я с тобой спорить…
Их процессия шагом двигалась по улицам Приречья. Шли медленно, потому что кругом были лужи, скользко и грязно. Во всяком случае, Нэль так решил. Он положил голову своему спасителю на спину и изредка посматривал за тем, что происходит справа от дороги.
Вот миновали площадь с надписью на одном доме: «Колодезная». Повернули на другую улицу. Даже собаки не лают. Приречье спит.
Они с Джу ехали следом за парой всадников, еще двое держались по бокам, остальные позади. Нэль уже начал узнавать кое-какие места. Отсюда путь ведет к старой дамбе, потом вдоль Сухого оврага к Ручьям, к Прудам и к Большому Улью…
Дождь все-таки пошел. Нэль поежился и попытался спрятать голову под плащ так, чтобы капли не скатывались ему за шиворот. И вдруг перед поворотом к Сухому оврагу Людоед задрожал боками и издал тонкий вопросительный звук.
Те, которые ехали впереди, разом остановились. Нэль почувствовал, как напряглась спина сидящего перед ним тарга. Людоед немного привстал на задних ногах, развернулся, и Нэль словно в зеркале увидел, как на другую сторону большого пустыря с остатками пепелища посередине из пелены дождя выезжают и останавливаются всадники. Ездить по Столице на лошадях тоже разрешено было очень немногим.
