Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Они шли и не знали, что за поворотом подстерегает их. Так же, как не знает этого любой человек.
Купцы не знали; а Исса знал. Но молчал.
Ибо зачем слова, когда на небесах все уже совершилось?
Они вышли из Лхасы, и горы вздымались перед ними, громадные волны каменного моря.
Они видели Джомолунгму: гора сопровождала их, строго следила за ними, они шли под ее сенью, в ее тени, и, задирая головы, вбирали глазами ее сахарный, снежный свет. Джомолунгма была так велика и столь высока, что путники понимали: не так скоро они уйдут от нее, чтобы не видеть ее.
Последние дома Священного Города скрылись за каменным чортеном. Исса оглянулся, чтобы воскликнуть: обойдем чортен слева, как положено в этих краях! — как послышался топот копыт, и налетел на лошади всадник, и захлестнул петлей горло Черной Бороды. Черная Борода успел прохрипеть:
— Исса! За тебя…
Исса вскинул ладони. Розовый Тюрбан упал на колени. Низкорослая тибетская лошадка, на ее спине сидит человек с бесстрастным узкоглазым лицом. Здесь у них у всех узкие бесстрастные глаза. Что такое жизнь? Зачем ее отнимают? По какому праву?
Узкоглазый надменный человек ловко затянул петлю на шее у Черной Бороды, как у заарканенного барана, что предназначен для праздничного жаркого или щедрого жертвоприношения.
Из ладоней Иссы ударял нежный свет. Вечерело, и свет обдавал лошадку и палача, что так странно, глупо, при дороге казнил Черную Бороду.
— Пощади! — крикнул Розовый Тюрбан.
— Я знаю, кто ты! — крикнул Исса всаднику.
Узкоглазый придержал лошадь. Пыльные ноги лошадки, пыльный хвост. Пыль и камни. И ночью грянет мороз. Здесь, в горах, днем жара, ночью холод и звездный сверк.
Всадник засмеялся. Смеялся, не показывая зубов. Растягивая в нитку губы.
Я видел, как мой Господь подошел к нему и лошади его, как возложил руки на холку черной лошадки. Всадник ударил Иссу кулаком по рукам. Исса рук не убрал.
Скрестились их взгляды.
— Ты нас не остановишь, — тихо сказал Исса. — Я все равно дойду.
— Иди! — хохотнул узкоглазый. — Ступай! Не боишься?!
Тело задушенного арканом Черной Бороды лежало на камнях, у ног мальчика моего. Ветер шевелил черную бороду друга; русую — Господа.
— Боящийся не может любить, — тихо сказал Исса, не опуская светящихся ладоней. — Я — люблю.
Черная лошадка попятилась. Всадник свистнул сквозь зубы. Ударил лошадь пятками в бока. Ускакал, подняв на дороге столб серой пыли.
И не мог я ничего сделать, чтобы помочь Господу моему, утешить плачущего, последнего друга его. Розовый Тюрбан прижался лбом к земле. Со стороны казалось — человек молился, бил земные поклоны.
Исса медленно опустил руки. Сжал кулаки. Шагнул к Розовому Тюрбану.
— Юсуф… Юсуф…
Розовый Тюрбан разогнул спину. Его лицо, все в грязи и пыли, мокрое, залитое слезами, молча кричало Иссе: за что?! За что?!
Исса наклонился к другу. Я слышал, как билось сердце Иссы. Исса слышал, как бьется сердце Розового Тюрбана. Оба живых сердца бились в сердце моем.
— Запомни, — твердо сказал Исса Розовому Тюрбану, — смерть всегда приходит ни за что. Просто так. Убил не человек, знаешь это?
— А кто? — Залитое слезами, перемазанное грязью лицо Розового Тюрбана, постаревшее разом на много лет, беспомощно, жалко, доверчиво тянулось к Иссе. — Кто?!
— Если назову имя, легче тебе станет?
Розовый Тюрбан закрыл ладонями лицо.
— Оботри полой плаща лицо свое, — строго сказал Исса. — Вдохни воздух. Нам надо похоронить Марка. Помянуть его. Помолиться за душу его.
— Где ты хочешь похоронить его, Исса?
Розовый Тюрбан тер грязные щеки полой холщового плаща.
— Пр дороге. Здесь. Все, кто погиб при дороге, становятся вечными странниками. Облаками в небе.
— Облаками?
Исса погладил по щеке дрожащего Розового Тюрбана.
— Да. Облаками. А еще ветками деревьев. А еще — ветром. Он всегда будет с нами. Пока мы идем. Пока идем.
Они долго рыли яму обломком доски, найденной поодаль. Я глядел сверху, невидимый мой плащ, вышитый звездами и скарабеями, реял на холодном ветру. Жесткая каменистая земля с трудом раскрывала недра. Наконец вырыли глубокую яму. Взяв Черную Бороду за руки и ноги, Исса и Розовый Тюрбан опустили его в могилу.
— Могила — это не яма, — сказал Исса тихо. — Это утроба. Пещера. Там зарождается новая жизнь. Там происходит прощенье и превращенье. Земля вбирает в свой живот людей и зверей, а потом рождает вновь.
Он отломил от доски щепку, воткнул в насыпь. Поднял руку. Жар, потекший от его пальцев, зажег лучину, ее кончик затлел, потом загорелся. Пламя рвал ночной ветер.
— Нам это не снится? — утирая нос ладонью, вопросил Розовый Тюрбан.
— Юсуф, а где граница между сном и явью? Ты знаешь, где?
Розовый Тюрбан опустил голову. Ничего не ответил.
В синей, ледяной горной ночи его розовый тюрбан горел круглой розовой планетой.
ДНЕВНИК ИССЫ. ЛАДАК И ХЕМИС
палимпсест
Мимо Кайласа. Всегда (мимо) Кайласа.
…чем выше гора — тем страшнее умирать.
Гора — храм. Гора — лодка, и по небу (плывет).
Гора — смерть, а в ней (жизнь), внутри: в синем, ледяном яйце.
Гора — древо, (и украшают его) свечами и орехами, мандаринами и финиками: у горы всегда (праздник), и наверху ее золотая звезда (горит).
Идем мимо (Кайласа), и вспоминаю ту безумицу, что на улице (Лхасы) мне мой путь предрекла.
Остались одни. Я и (Розовый Тюрбан). Ноги (наши) сильны. Мы еще молоды. Мы (дойдем).
(Мы) дойдем к Свету.
Безумная (монахиня) сказала так: Иди! Ты увидишь (Будду) и будешь беседовать с ним.
Но мне не беседа нужна. Я сам (говорить) умею.
Мне не награда нужна. Я не корыстен, к похвальбе (равнодушен), и лакомство со стола богов не (прельщает) меня.
Я иду, чтобы (узнать), кто я.
…в горах, у священного (Озера), я встречусь с собой.
…не сошел с ума. Видел много смертей и с ума (не сошел); и я вчера (похоронил) друга своего, и знаю, что это не последняя (скорбь).
Но я иду (к Свету). И я (дойду) до Света.
Свет — единственное, что есть в жизни (и в смерти). По смерти — и до (рождения).
Мимо Кайласа. Стесанной пирамидой глядит (гора). Поворачивается сколами, хребтами. Земля (не мертвая). Земля живая. И гора Кайлас — живая. И Джомолунгма. (Горы) — груди земли: вздымаются, дышат.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
