Огоньков становилось больше, они двигались все быстрее. Послышалось жужжание и визгливый скрежет — отростки зародыша проникали в камень и землю и начинали их переваривать. Беседка оплывала, как подтаявший торт-мороженое. Атомы ее вещества совершали превращения, о которых веками мечтали древние алхимики. Камень потек, и вскоре остатки беседки стали просто кучей не пойми чего. Она светилась красноватым светом и шевелилась, будто разворошенный муравейник. От кучи отделились и поплыли в звездное небо клубы светящегося дыма. И вот уже в саду полыхало дрожащее зарево. Рассольников и Кнутсен с замиранием сердца следили за вылуплением с заднего крыльца особняка. Клубы дыма взлетали все выше и чаще, треск, скрип и жужжание слились в дребезжащий гул. Суетящиеся в саду красные огоньки образовывали цепочки, похожие на ручейки раскаленной лавы, вытекающие из жерла вулкана. Можно было различить что-то огромное и горбатое, качающееся, словно лодка на волнах. Волны горячего воздуха катились во все стороны, и вот уже людям стало невмоготу — они разделись до трусов, но не захотели уйти под защиту стен.
— Папа! — закричал биомех на весь пустырь, когда рассеялось облако дыма. — Папа! Где ты?!
Серый Лис делал вид, что ничего не слышит. Платон чертыхнулся про себя, спустился с крыльца и побрел через сожранный сад. Биомех был взрослого размера, с розовой, поросшей нежным пушком кожей. От него валил белый пар, и еще в воздухе стоял ощутимый запах грудного молока.
«Бред какой-то! — думал археолог, подходя к кораблику. — При чем здесь молоко?» Молоком от биомехов пахнуть не должно — ни грудным, ни кислым, ни сгущенным. Это была хитрая уловка новорожденного — первая, но далеко не последняя.
— Папа! Папочка! — испуганным детским голоском продолжал звать биомех, даже когда Рассольников был всего в трех шагах.
— Привет, — сказал археолог. — Ну, чего ты кричишь?
— Я тебя зову, зову, а ты не идешь, — с обидой в голосе ответил кораблик.
Платон опешил: «Так, значит, это я — папочка! Я, а не покойный „Оболтус“, которого ищет механический малыш. Нет, так дело не пойдет».
— Ты ошибся, голубчик, — объявил он. — Я не твой папа, я — твой капитан.
— Мне не страшен океан, реки и моря. Моя папа-капитан. Кря, кря, кря, — дурашливым голосом пропел биомех.
Кнутсен расхохотался. Оказывается, он уже стоял у Рассольникова за спиной.
— Ты можешь только дурачиться или еще умеешь и летать? — буркнул Платон.
— Я знаю все, что знала моя мама, которую ты ласково называл «Оболтусом». Я помню все, что было между вами, — многозначительным тоном произнес кораблик.
Это был удар ниже пояса. Хорошо хоть, спецагент не знает, о чем речь. Впрочем, не трудно догадаться.
— Как тебя зовут? — чтобы сменить тему, не подумав, спросил Платон. Он сам должен был дать своему кораблю имя.
— Сынок, — с готовностью ответил биомех. Вот так новорожденный кораблик сам себе придумал имя.
— Надо спешить, — подавив ухмылку, объявил Кнутсен. — Твое рождение уже засекли. На пустырь наверняка прибудут гости.
— Грузите багаж, — сказал «Сынок» и образовал в своем боку грузовой люк. — Я готов.
— Ты уверен? — с сомнением произнес Рассольников. — Тебе нужно топливо, а нам — вода и сублимированные продукты.
— Все уже на борту. Из здешнего краснозема получилась отличная горючка, — усмехнулся кораблик. — А питаться вы будете корнями манговишни.
Археолог со спецагентом начали перетаскивать в трюм кораблика тюки и коробки с экспедиционным имуществом. Время от времени микрочип в голове Платона объявлял роковым голосом, сколько времени прошло после вылупленшг. Только зря «гнал волну» — Рассольников и без того носился взад-вперед как угорелый.
Наступил рассвет. Погрузка была закончена. Гиперпрыгун зарастил люк и оторвался от земли. «Неужели пронесло? — подумал Рассольников, вытирая со лба пот. И тут на дальнем конце пустыря, который образовался в ходе боя, над руинами кирпичного дома блеснула голубая капля глайдера — и тотчас озарилась вспышками двух лазерных пушек.
Не успевшие добраться до командной рубки археолог и спецагент могли уповать только на врожденные навыки биомеха. Если «Оболтус» действительно сумел заложить в гены своего детища корабельное искусство, то у беглецов есть смутная надежда на спасение.
Пустив в ход стартовый ускорители, «Сынок» на антиграве скакнул над трехэтажной церковью на противоположном краю пустыря и завис позади нее.
Спецагент влетел в рубку, мгновенно оценил обстановку и отдал приказ:
— Открой люк — я выберусь на крышу! Кораблик его прекрасно слышал, но люк не открыл — с какой стати ему выполнять команду чужака?
— Что скажешь, папа? — раздалось в узком коридоре, которым Платон пробирался к рубке.
— Открывай! — крикнул Рассольников. — Он знает, что делает!
И Серый Лис выбралс'я на карниз. Оттуда через выбитое окно он перебрался на верхний этаж и через заваленные мусором и обломками комнаты проскользнул к окнам противоположной стены. Спецагент выбрал позицию и залег…
Глайдер медленно приближался, пересекая заросший бурьяном пустырь.
— Дистанция — четыреста, — сообщил кораблик своему папе-капитану, который наконец-то добрался до рубки. — У них гравищит.
Лазерные лучи, пущенные с глайдера, срезали с крыши остатки обрушившейся колокольни, печные трубы, часть балок и перекрытий. Грохота и пыли было много, но для кораблика опасности никакой — что-то вроде психической атаки. Зато Кнутсена едва не раздавило рухнувшим бревном. Ответить на вражий огонь «Сынку» было нечем — при рождении кораблик безоружен, а Серый Лис не спешил выдать себя, хотя щит целую секунду был отключен.
— Триста пятьдесят.
— Эй, на корабле! — передали по тахионной связи на хорошем космолингве. — Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно!
— Тяни время, — передал от микрочипа к микрочй-пу спецагент.
— Хорошо, — мысленно ответил археолог, а на глай-дер он передал: — Какой смысл? Нам все равно конец.
— Триста.
— А вдруг ты нам понравишься, и мы тебя пожалеем? — В глайдере засмеялись.
Рассольникову почудилось что-то знакомое в интонациях врага. Никак не сообразить. Впрочем, какая разница, кто именно тебя укокошит?..
— Двести пятьдесят.
— Садись и вырубай движок — или сожжем! — отсмеявшись, рявкнули из глайдера.
— Стой! — заорал в ответ Платон. — Корабль заминирован! Взорву весь поселок!
Глайдер и не думал стопорить ход.
— Двести.
— Я не шучу! — кричал в микрофон археолог, сам начиная верить в свои слова.
— Перестань дурачиться, Платоша, — усмехнулись на глайдере. — Никогда не слышал об археологах-самоубийцах. Вы же выпивохи, чревоугодники и женолюбы. Вы будете цепляться за жизнь руками и ногами…
