Он сжато рассказал ей о своих подозрениях насчет роли Боумонта в парижском фарсе и о том, каково было продолжение. Джессика не очень удивилась. Она всегда считала Боумонта крайне неприятным человеком и удивлялась, почему жена не бросит его.
Однако ее удивил и насмешил подход мужа к проблеме. Когда Дейн закончил описывать изощренный способ обращения с Ваутри и этим отвратительным Боумонтом, Джессика уже хохотала от души.
– О, Себастьян, какой же ты испорченный человек. Я бы все отдала, чтобы видеть выражение лица Боумонта, когда он будет читать благодарственное письмо Ваутри. – И она опять засмеялась.
– Одна ты оценишь юмор ситуации, – сказал он, когда она успокоилась.
– И артистизм, – сказала она. – Ваутри, Черити, даже этот мерзавец Боумонт – со всеми ты расправился за несколько минут. Не пошевелив пальцем.
– Только отстегивая банкноты, – сказал Дейн. – Не забывай, мне это немало стоило.
– Ваутри будет благодарен тебе по гроб жизни. Он помчится на край земли, чтобы выполнить любую твою просьбу. И Черити будет удовлетворена, потому что получит мужа, который ее обожает. А это все, чего она хочет, – жить в безделье и роскоши. Вот зачем она родила Доминика.
– Я знаю. Она думала, что я буду платить ей пятьсот фунтов ежегодно.
– Я ее спрашивала, как она додумалась до такой гадости, – сказала Джессика. – Она рассказала, что все произошло, когда важные шишки собрались на похороны твоего отца. Некоторые привезли с собой райских птичек, которых поселили в ближайших гостиницах. И Черити наслушалась от них лондонских сплетен, и в том числе рассказов – разумеется, преувеличенных – о том, как дорого определенные дворяне платят за своих внебрачных детей. Она мне сказала, что потому и не стала принимать обычные меры предосторожности с тобой и Эйнсвудом, а забеременев, оставила ребенка.
– То есть какая-то другая безмозглая проститутка заморочила ей голову.
– Черити подумала, что достаточно родить одного ребенка – и можно будет никогда в жизни не работать. Пятьсот фунтов для нее неслыханная сумма.
– Этим объясняется, почему она так легко согласилась на твои полторы тысячи, – сказал Дейн, по-прежнему глядя на драконов. – А ты это знала, и все же пригрозила мне отдать икону.
– Не хотела рисковать. Если бы пошла я, она могла разыграть безобразную сцену при Доминике. Он, как и ты, очень чувствительный. Вред, который она могла нанести несколькими словами, пришлось бы залечивать годами. А с тобой этот риск существенно снижался. И все же я предпочла, чтобы она быстро и тихо уехала, поэтому и снабдила Фелпса деньгами для подкупа.
Дейн повернулся на бок и подтянул ее к себе.
– Ты все правильно сделала, Джесс. Сомневаюсь, чтобы я мог справиться одновременно с больным ребенком и вопящей мамашей. Голова и руки – обе руки! – были полностью заняты сыном.
– Ты приехал за ним, – сказала она, погладив его по твердой груди, – и только это важно. Теперь он в безопасности. Мы будем о нем заботиться.
– Дома. – Он посмотрел на нее. – Значит, это постоянно.
– Леди Гренвилл воспитывает двух побочных детей мужа вместе со своими собственными. У герцога Девоншира в семье два таких отпрыска.
– И маркиза Дейн чертовски просто может делать то же самое, и ей плевать, что об этом подумают другие.
– Я не возражаю начать семью с восьмилетнего мальчика, – сказала она. – В этом возрасте с детьми легко поладить. Они очень человечны.
В этот момент нечеловеческий вой нарушил рассветную тишину.
Дейн рывком сел. Джессика попыталась его опять уложить.
– У него ночной кошмар, вот и все. С ним Мэри.
– Этот кошачий концерт идет из галереи. – Дейн встал.
Пока он натягивал халат, Джессика услышала второй душераздирающий вопль действительно из галереи, как сказал, Дейн. Другие голоса. Глухой удар. Звук торопливых шагов.
Дейн босиком выскочил в коридор. Джессика выбралась из кровати, оделась и поспешила за ним.
Он стоял возле двери, скрестив руки на груди, и с непроницаемым лицом наблюдал, как голый восьмилетний мальчишка мчится к южной лестнице, а три лакея его преследуют.
Доминик был в нескольких шагах от цели, когда на его пути вырос Джозеф. Мальчишка мгновенно повернулся и побежал назад, увертываясь от взрослых, пытавшихся его изловить, и приветствуя визгом каждую их промашку.
– Похоже, мой сын – ранняя пташка, – мягко сказал Дейн. – Интересно, чем его Мэри накормила на завтрак? Порохом?
– Я тебе говорила, что он чертовски быстро бегает.
– Он пробежал мимо меня несколько секунд назад, – сказал Дейн. – Он меня видел. Посмотрел в упор и засмеялся, но не остановился. Добежал до северной лестницы, на полсекунды замер, соображая, а потом повернулся и побежал в обратном направлении. Как я понял, ему хотелось привлечь мое внимание.
Джессика кивнула. Дейн вышел в галерею.
– Доминик, – сказал он, не повышая голоса. Доминик нырнул в альков. Дейн последовал за ним, снял его с занавески, на которую тот пытался залезть, и перекинул через плечо.
Он отнес Доминика в главную спальню, потом в гардеробную.
Джессика пошла за ними и остановилась в спальне. Она слышала громыхающий бас отца и писклявый голос сына, но слов было не разобрать.
Когда через несколько минут они вышли из гардеробной, на Доминике была рубашка Дейна. Подол доходил до пола, рукава волочились по ковру.
– Он позавтракал, умылся, но отказался надевать кожаный костюм, потому что он, видите ли, в нем задыхается, – объяснил Дейн.
Джессика с трудом сохраняла серьезное выражение лица.
– Это папина рубашка, – с гордостью сообщил Доминик. – Она мне велика, но я не могу бегать голозадый…
– Голый, – поправил Дейн. – Не говори про свою заднюю часть в присутствии леди. И не бегай с болтающимся насосом, даже если тебе очень смешно слушать, как визжат шокированные фемины. А еще не поднимай рев на рассвете, когда все еще спят.
Доминик немедленно перевел внимание на кровать. И вытаращил свои черные глаза.
– Папа, это самая большая кровать в мире?
Он вздернул рукава рубашки, подхватил в горсть ткань, болтавшуюся вокруг тощих ног, просеменил к кровати и разинул рот, гладя на нее.
– Самая большая в доме, – сказал Дейн. – Однажды в ней спал Карл II. Когда в гостях король, ему уступают самую большую кровать.
– Ты заделал ей ребенка в этой кровати? – вопросил Доминик, глазами указав на живот Джессики. – Мама говорила, что ты заделал меня в ее животе на самой большой в мире кровати. Там сейчас есть ребенок? – Он показал пальцем.
– Да, – сказал его светлость. Жена вздрогнула, он от нее отвернулся, прошествовал к кровати и посадил на нее своего сына. – Только это секрет. Ты должен заверить меня, что никому не скажешь, пока я не дам разрешения. Обещаешь?
