И всё же, эти человеки крепкая порода - вон, хоть сердце кричит и рвётся из груди так, что едва скалы не рушатся, а всё же Айлекс нашёл в себе силы подняться. Губы прыгали, упрямо не слушались, однако он заставил предательское тело повиноваться.
- Ответь мне, Хранительница - мы, люди, всегда убиваем то, что действительно любим?
Айси не ответила. По крайней мере вслух. Лишь отвернулась в сторону, да отчего-то потемнели воспоминанием её голубые безмятежные глаза. Она помолчала некоторое время, диковинным образом расплываясь в мутнеющем взоре парня, затем дёрнула плечиком.
- Я могла бы заглянуть за Зеркало, даже помочь... но пусть всё идёт свим чередом. Либо ты, Айлекс, идиот каких свет не видывал - либо твоя надежда сбудется.
В хриплом ответном смехе уже мало было человеческого, и всё же Айси смирно сидела на своём валуне. И лишь зачем-то судорожно вцепившиеся в длинные локоны руки выдавали её волнение...
Поверхность озера заволновалась, затем вскипела серебристо-белыми барашками. И всплеском, столбом вставших брызг посредине объявилась Мирдль. Запалённая, жадно хватающая ртом воздух, она пошатнулась, хватаясь одною рукой за что-то невидимое, а другой отталкивая вцепившуюся в неё грозную тень. Стала медленно погружаться обратно, но всё же каким-то неимоверным усилием вцепилась в эту сторону бытия, шагнула на пределе сил - и прочно утвердилась на поверхности в испуге словно затвердевшего озера.
Замерла неподвижно, вытянувшись всем телом навстречу утренней заре, и лишь роняла капельки воды крохотными, на миг вспыхивающими алмазами.
Против воли, заинтересованно приглядывающаяся Айси залюбовалась ею, застывшей гордо и величественно. Да, из такой вышла бы неплохая хранительница... может, и в самом деле, передать ей дела? Удрать в тёплые низины, водить хороводы вокруг вечно зелёного Прадуба, а ночами у костра рассказывать молодым сказки и позволить какому-нибудь парню положить на себя глаз...
Эх-х! Да нет, коль взялась уж, надо нести свою ношу до конца...
Мирдль улыбнулась, наконец осознав себя всю - и здесь. Разом вошло в неё тонкое тепло осеннего солнца, необжигающая прохлада утра и взволнованный перестук двух... нет - уже трёх сердец.
- А вот и я. Не ждали? А я всё-таки решила вернуться, дурёха - и теперь ни за что не отправите обратно, - она всё же осмелилась и открыла глаза. - Я ведь приняла Силу Жизни. А она - меня!
От её измученной улыбки-сквозь-слёзы хотелось смеяться и плакать одновременно. Равно как и от того, что вместо прежнего знака Хранителя меж двух прелестных холмиков грудей теперь висел истекающий неярким изумрудным светом резной листик амулета. Рябина? Это надо будет обдумать...
Хранительница жизни. Отныне - и навсегда.
Айлекс осторожно прикоснулся к атласной коже плеча.
- Живая. И даже тёплая, - уже немного пришедшая в себя Мирдль кивнула в полном согласии с его словами и тут же проворно забралась на руки. Обняла за шею, осторожно заглянула в синие глаза.
- Унеси меня, мой милый, за бескрайние леса...
И тихо захохотавшая от облегчения Айси едва не свалилась со своего камня.
- Ну вот, опять милуются... - с брезгливой интонацией заядлой базарной торговки проворчала она.
Фея огляделась, демонстративно не обращая внимания на целующуюся парочку. Потянулась рукой куда-то в воздух, ухватила что-то видное только ей, потянула - и в ладони её оказались трепыхающийся и сыплющий от негодования искорками серебристый дракошка да обалдевшая от такого с собой обращения цветочная фея. Ободряюще улыбнувшись им, хранительница рек и озёр в несколько шагов своей умопомрачительной походкой пересекла водную гладь, словно шла по сияющему паркету гостиной.
Легонько дохнула весенней свежестью на заливисто хохочущего дракончика в своей ладони. И с размаху пришлёпнула его на своё законное место - на предплечье Айлекса. Затем прыгающую от восторга малышку Мирдль - на такое же место у её большой тёзки.
- Присмотрите там за ними... - деланно сердито фыркнула фея, и уж вовсе не людям.
Миг-другой с лёгкой туманной улыбкой она полюбовалась на ничуть не прервавшую своего занятия парочку, затем с сожалением растащила их за уши. Выждав некоторое время, пока в синих и зелёных глазах слегка рассеется сладкий хмель, Айси шепнула, что теперь у Мирдль там - она указала глазами где - всё в порядке.
- Но если вы, злодеи, первого малыша или малышку не отдадите на воспитание мне, я не знаю, что с вами сделаю! - завидя, что этих двоих такие перспективы ничуть не испугали, фея только махнула на них рукой.
Отошла в сторонку. Подумала, подобрала с мелкой прибрежной гальки два позабытых клинка. Посмотрела внимательно, и в глазах девы мелькнула шаловливая искорка. Айси оглянулась на опять потерявшую интерес ко всему окружающему парочку (о Хранитель - и как же у них губы не опухнут?), подошла к скале. И в нишу, где ещё сохранились высохшие и порыжевшие еловые ветки с прошлого раза, уложила рядом шипящие друг на друга светлый меч и тёмную шпагу.
Подумала чуть, затем переложила, скрестив мгновенно утихомирившуюся пару, и умиротворённо кивнула.
- Хм-м, Свет и Тьма рождают Хаос? Тогда, к весне от этих клинков заведутся замечательные кинжальчики... - он шаловливо хихикнула и подняла взор, покосилась завистливо на нежно шепчущих что-то друг другу Мирдль с Айлексом. Затем вздохнула и, лукаво глядя куда-то вверх, тихо пообещала волнующим голоском. - Ну, Хранитель, не дам я тебе поспать нынешней ночью! Да и в следующие лет десять тоже. Хватит уж, навоевался.
Ты спрашиваешь, что ты для меня,
А я не знаю, что тебе ответить...
Ты для меня, как хворост для огня
И как для паруса тугого быстрый ветер.
Ты для меня, как русло для реки,
Ты нужен мне, как пленному свобода,
Как человеку нужно две руки,
А осени дожди и непогода.
Как нужен морю вспененный прилив,
Кинжалу - лезвие, а воину - кольчуга,
Скале - вершина, пропасти - обрыв
И сонным пчёлам сладкий клевер луга.
Как нужен ночи тихий звёздный свет,
Как страннику нужна его дорога...
Не нравится тебе такой ответ?
Ну, что ж... Тогда ты просто значишь много.
Песня Харитоновой Алёны
Вместо эпилога В заунывный посвист ветра с полуночи, опять принёсшего редкие капли унылого и надоедливого дождя, вплёлся новый звук. Ничуть не похожий на скрип голых ветвей на ветру или журчание ручейка по обчине, он вовсе не показался случайным. Сначала донёсся протестующий скрип, затем упрямое цоканье по камням, а потом слух вычленил в шорохах чьё-то ворчание.
Оттого жирная крыса, которая от нечего делать сидела в расщелине меж двух камней и с неодобрением взирала на мерзкую осеннюю погоду, на всякий случай ощутимо заволновалась, а затем и вовсе юркнула подальше - с проходящего стороною широкого тракта, что тянулся от Тарнака и уходил дальше на закат, сюда кто-то определённо направлялся.
