на другую и удаляется.
Тут же раздаётся стук в дверь, а уже в следующую секунду в палате появляется взволнованная Яна.
— Яська!
Чуть ли не бегом ко мне летит. Встаёт у кровати, с беспокойством в глазах меня разглядывает, потом наклоняется, целует в щёку, обнимает и начинает плакать.
— Ты чего, Ян?
Она выпрямляется. Шумно сглатывает и шмыгает носом.
— Как ты?
— Нормально. Не плачь, не надо.
Слёзы ей совсем не идут.
— Я так за тебя испугалась! Думала, мы не найдём тебя, Ясь…
Искала значит. Несмотря на то, что пребывая в изменённом состоянии, относилась я к ней отвратительно.
— Прости меня.
— Ну что ты! — вытирает платком мокрые дорожки с лица и аккуратно сжимает мою ладонь. — Слава Богу, что ты выкарабкалась! Остальное вот вообще неважно.
Стискиваю её пальцы своими в ответ.
— У меня утром зацвела орхидея.
— Та, которая стояла целый год с голыми палками?
— Да, — улыбается сквозь слёзы.
— Здорово.
— Миша звонила.
— Как у неё дела?
— Тяжело ей там, но ничего, держится.
— Ты ведь…
— Нет. Сказала, что ты на съёмках, — опережает ход моих мыслей. — Она ничего не знает.
Киваю.
— Доктор велел не мучить тебя долго своим вниманием. Ты, поправляйся, Ясь. Ой, забыла, дура. Вот, это тебе. Полезности всякие, — ставит на тумбочку корзину с фруктами и ещё раз наклоняется, чтобы меня поцеловать.
— Спасибо, Ян, — шепчу я тихо.
— Пойду, а то там к тебе ещё один посетитель. Он очень переживал. Думаю, хочет поскорее увидеться.
— Кто? — уточняю, нахмурившись.
— Дымницкий.
Сердце-предатель, как всегда, слишком остро реагирует на эту фамилию. Замирает. Сбивается с ритма и начинает стучать быстрее.
В палате на какое-то время повисает пауза.
— Когда ты пропала, я очень занервничала. Пошла в полицию, но мне велели ждать и тогда я позвонила Антону Черепанову. Нашла его номер в твоей записной книжке, — объясняет мне подруга. — Антон рассказал о ситуации Дымницкому. Кирилл прилетел сюда ближайшим рейсом. Видимо, у него было всё в порядке с документами.
Прилетел.
Ближайшим рейсом. Впервые за грёбаные… почти восемь лет.
Пока не понимаю, как на это реагировать. В голове настоящий хаос и сумбур из-за этой неожиданной для меня новости.
— Если бы не Дымницкий, я бы ни за что не нашла тебя.
Так вот что подразумевалось под этим её «мы».
— Он при помощи какой-то программы пробил по номеру телефона все твои геолокации за последний месяц.
Когда-то эта его долбаная программа вот также помогла ему найти меня в Москве после кражи портмоне.
— Он там такой лютый шухер в подвале хипстеров устроил, — округляет глаза.
— Почему вы… пошли туда?
— У него здесь, на Брайтон-Бич, живёт давний знакомый. Кинули через него клич о том, что ты пропала, и кто-то сбросил в чат инфу о твоём местоположении.
— Ясно.
— Видела бы ты его глаза, когда мы обнаружили тебя, лежащую на полу, без сознания…
Прекрасно.
То есть он ещё и обнаружил моё фактически бездыханное тело.
Пять баллов.
— Всю дорогу до клиники его трясло. Тебя забрала машина платной экстренной помощи. Мы ехали следом. У тебя критично упало давление и сердце… оно остановилось, Ясь, как только мы прибыли в клинику.
Остановилось всё-таки…
— Врачи… сказали, что мы очень вовремя тебя привезли. Могло быть поздно, — снова плакать начинает. — Прости. Это было ужасно, — качая головой, закрывает лицо ладонями.
— Не надо, Ян.
— Мы тебя буквально из лап смерти вырвали. Понимаешь?
Вырвали.
Только кто просил об этом?
— Я не хочу с Ним разговаривать. Можешь, передать?
— Ясь…
— Передай, — повторяю настойчиво.
— Ладно, — вздыхает она, вытирает слёзы платком и машет на прощание. — Я завтра загляну к тебе, зай. Поправляйся!
Отворачиваюсь.
Молча её отпускаю, но переварить полученную информацию не успеваю, потому как, ожидаемо, уже через минуту Дымницкий заявляется в палату, начисто игнорируя мою просьбу.
Когда заходит, не глядя, чувствую, что это — Он. Нутром. Каждой своей клеточкой.
Пока идёт до моей койки, берёт стул и садится, я едва дышу. В окно целенаправленно таращусь. Делаю вид, что падающий снег — это единственное, что меня сейчас действительно интересует.
— Как ты, Ясь? — доносится до меня его голос.
Прямо дежавю.
Опять палата. И он пришёл меня навестить.
Как я?
Что должна сказать? Что его решение расстаться со мной сломало меня окончательно?
Что страдала? Без конца плакала?
Что так и не смогла справиться со своей больной любовью к нему?
Не сумела начать новую жизнь. Забыть. Забить. Переступить. Пойти дальше.
Как я…
Не выдержав, вымученно смеюсь и, набравшись смелости, поворачиваю к нему голову, тут же натыкаясь на хмурый, пристальный взгляд.
— Что ты за человек такой, Дымницкий? Даже отойти в мир иной без твоего присутствия никак?
Стискивает челюсти. Бледнеет, пока рассматриваю любимые черты лица.
Скучала.
Какой же он родной… И далёкий одновременно.
— Рано, — произносит в ответ лишь одно слово.
— Не тебе решать. Понял? — разозлившись, бросаю.
— Ну и не тебе. Хочешь или нет, но придётся пройти принудительное лечение, — чеканит ледяным тоном.
— Лене оно не помогло.
Свечка, бывшая Паровозова со своей зависимостью так и не справилась.
— Ты — не Лена.
— Зачем прилетел?
Хочется поскорее закончить этот бессмысленный разговор.
— А как по-другому? Мы с тобой не чужие люди.
Не чужие.
— Я тоже долгое время так думала.
— Ясь…
— Даже в те моменты, когда ты раз за разом от меня отказывался.
— Ты знаешь почему, — цедит сквозь зубы.
— Да, знаю, — силюсь улыбнуться. — Всё очень просто. Ты никогда не любил меня, Кирилл.
— Ты не права.
— Права.
— Я всегда желал для тебя лучшего.
— Лучшего. А оно мне нужно было? Ты спросил? — отзываюсь отчаянно. — Я хотела быть с тобой. Я могла быть счастливой все эти годы.
Молчит в ответ.
Взор направлен в пол.
Желваки под скулами туда-сюда ходят.
— Цветы… — смотрю на букет алых роз, которые держит в руке. — Красивые. Отлично смотрелись бы у надгробной плиты.
— Бортич, ты…
— Где мой рюкзак? — раздражённо перебиваю.
— Здесь. Яна забрала.
— Внутренний потайной карман в большом отсеке.
Очень кстати, что я не успела выложить своё недавнее приобретение дома…
— Достань. Сама не могу.
Невероятно слабой себя ощущаю. По-настоящему разбитой и сломленной. Причём не только внутри, но и снаружи.
Кладёт розы мне на кровать. Наклоняется за рюкзаком. Расстёгивает молнию. Копошится.
Несколько секунд спустя извлекает оттуда портмоне. Естественно, сразу узнаёт дорогой для него предмет.
Хмурится. Переводит озадаченный взгляд с него на меня.
— Это тот самый бумажник. Штучный экземпляр. Кожа крокодила, все дела. Память о бывшей жене…
Битву с которой, к слову, я по итогу всё-таки проиграла.
— Не верится, но спустя годы эта вещица совершенно
