— Семакгюс, должен сообщить вам еще один печальный факт. Сегодня утром в подземелье под улицей Блан-Манто найдено тело комиссара Лардена, наполовину съеденное крысами. Луиза Ларден обвиняет вас в убийстве комиссара. Он застал вас вместе, между вами произошла драка, и вы убили его.
Семакгюс поднял голову. Лицо его выглядело бледным и помятым.
— Эта женщина мстит мне! — вздохнул он. — В то утро я не видел Лардена. Я не причастен к его смерти. Я говорю правду, хотя, как мне кажется, меня не слышат и я говорю в пустоту. Вы не ответили на мой вопрос: где вы взяли эти часы?
— В кармане одного несчастного, который присвоил также и ваш залитый кровью экипаж. Нам пора, Семакгюс. Не бойтесь: если вы невиновны, с вами обойдутся по справедливости. Мы с Бурдо гарантируем.
И, подойдя к Семакгюсу, он протянул ему руку.
— Мне очень жаль, но боюсь, живым Сен-Луи мы больше не увидим.
Выйдя из камеры, сыщики поспешили покинуть Бастилию. Обоим казалось, что кроме тюремщика и их приятеля хирурга, в ее толстых стенах никого живого больше нет. Стремясь избавиться от гнета затхлой атмосферы мрачной крепости, они спешили глотнуть свежего воздуха. Мороз и солнце, встретившие их на улице, пошли им на пользу.
Убедившись, что инспектор разделяет его чувства, Николя приободрился. Они вместе отметили двусмысленный характер ответов Семакгюса. Ироничный настрой, взятый корабельным хирургом с самого начала дела, исключительно вредил ему. Сомнений не вызывала только его искренняя привязанность к слуге-негру. Правдивость же прочих его ответов всегда казалась сомнительной. Впрочем, задумчиво добавил Бурдо, никогда не знаешь, чего ожидать от этого чертова Семакгюса. Его можно было бы отпустить, если бы не вопросы, ответов на которые они так и не получили. А значит, подозрения оставались. Признания Семакгюс делал под влиянием минутного настроения, и сыщики никак не могли понять, имеют ли они дело с закоренелым лжецом и убийцей или же с честным, но упрямым свидетелем.
Николя поделился с Бурдо своими соображениями относительно часов. Он полагал, что разумнее оставить Семакгюса в тюрьме до выяснения обстоятельств гибели Лардена. Неплохо бы допросить и Моваля, заметил Бурдо, но — к великому облегчению Николя — настаивать не стал. Иначе пришлось бы затронуть кое-какие подробности, разъяснять которые молодой человек был не вправе.
Продолжая беседу, он думал о том, что если с обнаружением тела комиссара дело о его исчезновении можно закрывать, то о бумагах короля ничего подобного он сказать не мог. Что означали оставленные Ларденом послания? А вдруг они найдут и другие записки? Кому они адресованы? Когда они составлены — до исчезновения комиссара или после? Почему он выбрал именно тех, а не иных адресатов? Зачем он захотел еще больше запутать ту опасную игру, которую он вел? Мысль о том, что записочки являются своеобразным завещанием комиссара, а упоминание о короле указывает на несомненную их важность, упорно не покидала Николя. Чем больше он размышлял над записками, тем острее ощущал, что именно они являются ключом к разгадке тайны. Но без риска разгласить государственный секрет он не мог никого привлечь к поискам ключа. Поэтому Моваль и его сообщник, один или несколько, по-прежнему творили свое черное дело, уверенные в полной безнаказанности. Возможно, к поискам пропавших бумаг подключились секретные агенты держав, ведущих войну. Париж наводняли шпионы английские, прусские и даже австрийские — союзники всегда хотели иметь средства давления на Францию. Австрийцы полагали, что таким образом союз станет прочнее, а сами они получат шанс стать во главе проводимых совместно операций.
Оставалось еще отыскать Мари Ларден, чью роль в этом деле молодой человек пока не мог понять. Он не верил во внезапно проснувшееся призвание к монастырской жизни и жалел эту юную, почти ребенка, девушку. Он вспомнил их последнюю встречу на лестнице дома Ларденов. Неожиданно вместо лица Мари перед ним предстало лицо Изабеллы. Правильно ли он прочел письмо из Геранда? Он знал, что строчки, идущие из сердца, не всегда в ладах со стилем. Почему людям так трудно выражать свои чувства? Он вспомнил слова Паскаля, заученные им в коллеже: «Иначе расставленные слова обретают другой смысл, иначе расставленные мысли производят другое впечатление»[51]. Фраза, прежде казавшаяся ему наигранной и искусственной, неожиданно зазвучала трогательно и неуклюже. Но он предпочел прогнать эти мысли. Ничто не должно отвлекать его от решения загадки.
Видя, что его начальник вновь сосредоточился и взор его блуждает где-то далеко, Бурдо не стал его беспокоить. Скоро карета въехала под гулкие своды Шатле, и Николя вместе с инспектором отправились в дежурную часть.
— Итак, мы стоим на перепутье, — резюмировал Николя, — и нам предстоит выбрать направление.
— Полагаете, Сен-Луи убит?
— Не знаю. Но в точности могу сказать, что часы, подаренные ему хозяином, оказались в руках Рапаса и Брикара. С другой стороны, если останки, найденные на Монфоконе, не принадлежат комиссару Лардену, кому они тогда принадлежат? Надо подумать и исходя из того, что нам известно, сделать выводы. Если останки принадлежат кучеру Семакгюса, это нисколько не оправдывает его хозяина, скорее напротив. Остается еще убийство Декарта. Формально мы можем объявить Луизу Ларден виновной в смерти супруга. Думаю, если процедура пойдет своим чередом, ни ей, ни ему не избежать предварительного допроса. Ибо речь идет о трех трупах.
— А убийство Декарта?
— Все то же самое. Если мы сумеем определить время гибели Лардена, тогда, быть может, этот труп будет с него снят. Но, принимая во внимание состояние останков, вряд ли нам это удастся. Вы приказали разыскать Сансона?
Бурдо утвердительно кивнул.
— Тогда мы точно сможем сказать, виновен ли Ларден в смерти кузена жены, в устранении которого он был весьма заинтересован. Что же касается Луизы и Семакгюса, они пока остаются под подозрением. Не забудьте, нам еще неизвестно, почему таинственный убийца разгромил дом доктора.
— А Моваль? Вы все время забываете о Мовале…
— Повторяю, его забыть невозможно, ибо он ко всему приложил руку.
— Похоже, он обладает исключительной неприкосновенностью.
— Его надо брать, имея на руках веские доказательства. Когда ловишь змею, нельзя давать промашку, второго случая раздавить ее не представится. Сейчас мне надо подумать и доложить господину де Сартину о ходе расследования. А вы, Бурдо, поторопите Сансона и как можно быстрее напишите мне отчет. Проверьте, чтобы Луизу Ларден содержали в секретной камере и как следует охраняли. Нельзя, чтобы ее увели у нас из-под носа!
Они уже распрощались, как появился папаша Мари. Какая-то девица — «чуточку незнатного вида» — спрашивала Николя по «важному и срочному» делу. Попросив Бурдо остаться, Николя велел привести ее. Когда та вошла, молодой человек немедленно узнал Сатин. Она старательно куталась в темный плащ, нисколько не скрывавший ни ее легкого, с глубоким вырезом платья, ни изящных бальных туфелек. Щеки с осыпавшимися белилами розовели то ли от холода, то ли от волнения. Представив девушку Бурдо, Николя взял ее за руку и усадил на стул. Бурдо закурил трубку.
