здоровый.
Слова любимого для меня, словно глоток свежего воздуха. Ведь за столом, будто туман, висит неловкая тишина. Даже мерный звон столовых приборов по тарелкам не снимает напряжения повисшее между всеми. А собственно, чего я ожидала от этого ужина? Сплошное разочарование.
Отец всем своим видом показывает, что между ним и Стэфаном никогда не быть миру. Мама с глупой улыбкой игнорирует витающее напряжение в воздухе. А что же до меня… Прикладываю ладонь к животу. Кажется, ко мне вновь возвращается плохое самочувствие. Тошнота, словно спрут, запускает куда-то в район желудка свои ледяные щупальца. Переворачивает всё, посылая один за другим спазмы. Над губой, словно прозрачные бисеринки, выступает пот. Настойчивый запах испорченных продуктов, буквально пытает моё обоняние. Только я знаю, что на самом деле мне все кажется. Просто это один из предвестников приступов мигрени. Неужели этот ад возвращается?
Сделав глоток чая, с трудом подавляю очередной рвотный позыв и поднимаюсь из-за стола. Одна только мысль о том, что те ужасные головные боли, мучавшие меня в городе, вновь возвращаются, кажутся невыносимыми.
– Извините, – тяжело сглотнув, отодвигаю стул. – Я выйду.
Глава 82
Катя
Стэфан тут же поднимается следом за мной. Аккуратно взяв под локоть, муж обеспокоенно вглядывается в моё осунувшееся, побледневшее лицо.
– Тебе нехорошо?
В который раз удивляюсь, до какой степени из Стэфана получился чуткий муж. Может быть, и не зря говорят, что из самых отъявленных холостяков выходят лучшие семьянины? Что-то в этом есть.
Любимый замечает буквально каждую мелочь, каждый нюанс, связанный со мной.
Стэфан кладет ладонь на уже прилично округлившийся живот. Малыш тут же отвечает на прикосновение мужа толчком, и мне ничего не остаётся, как поспешно успокоить любимого:
– Я просто устала и небольшая мигрень, – морщу слегка нос, будто извиняясь за то, что оставила его один на один с пираньями в открытом штормовом океане.
Нет, к маме это больше не относится! Нерожденный малыш уже давно смягчил ее сердце… Так что, точнее будет сказать, с одной упрямой, непробиваемой пиранью – награждаю про себя не очень лицеприятными эпитетами отца. Со смущением и раскаянием думаю о том, что ведь на этом ужине настаивала я. Даже с мужем поругалась… Дурная!
Не знаю, на что это списать. На прихоть беременной? Честное слово, лучше бы мел ела или озон от старого телевизора нюхала! Но как говорится, странности не выбирают, они нам не подвластны. Правда заключается в том, что я до последнего надеялась, что предстоящее чудо – рождение нового члена семьи, буквально заставит всех стать терпимее друг к другу.
Ошиблась.
А ведь папа мог постараться ради меня, но совсем не стал утруждаться. По выражению его угрюмого лица и так понятно, о чем он думает весь вечер. Не царское это дело – Зимину с Дицони за одним столом сидеть.
– Ты ведь бы мне сказала, если… – голос любимого останавливает невеселый ход мыслей.
Пожав беззаботно плечами, перебиваю Стэфана:
– Ничего серьёзного, любимый.
Мягкая улыбка, адресованная мужу, касается уголков рта, но мои мысли очень далеко. Всё, чего я хочу – прилечь. Маршрут построен: одеяло, подушка, здоровый сон!
– Давай, я отведу тебя наверх, – настаивает Стэфан, чутко погладив пальцем по серединке моей раскрытой ладони, ведет к раскрытой двойной двери из гостиной.
Большой палец в очередной раз делает круг по нежной чувствительной коже ладони. Эта небольшая мимолётная ласка Стэфана заставляет откликнуться сердце и наполниться нежностью душу. Это прикосновение, как и многие другие, будто стали частью нашего безмолвного языка. Даже головная боль отходит на второй план, когда я смотрю в любимые глаза. На моей душе становится теплее от одной только мысли, что Стэфан рядом. Именно он дал мне ДОМ. Не место, где можно переночевать, не место, где я всем обязана хозяину дома… Это МОЙ ДОМ, где я могу быть самой собой!
– Катенька, – обращается ко мне мама, когда мы уже подходим к двери. Хочет встать, но я, обернувшись, опережаю её:
– Не надо, мама, – мягко вынимаю ладонь из руки Стэфана и сразу ощущаю, будто лишилась чего-то близкого. – Я сама. Иди, милый, – пристав на цыпочки, целую мужа в гладковыбритую скулу и… встречаясь взглядом с отцом.
Впервые замечаю, какие глубокие у его рта залегли морщины тревоги и волнения, но, при всём этом, держится отец, как всегда, холодно. Скала – она и есть скала. Интересно может хоть что-то обнажить его настоящие чувства или же не стоит рассуждать о том, чего просто нет?
– Ты уверена? – наклонившись ко мне, муж касается губами моего лба.
Его движение выглядит настолько естественным и заботливым, что сердце тает. Разве мой муж не самый лучший мужчина на свете? Мой молчаливый вопрос относится к отцу. Как будто мылено пытаюсь доказать то, что он так упрямо не хочет признавать.
«Папа, посмотри, – кричит мой взгляд, – какой у тебя зять! Стэфан всегда рядом со мной в трудную минуту, поддержит и поможет. Он такой добрый, такой внимательный. Он смог мне дать всё то, чего не смог дать ТЫ! Стэфан не бросает меня, когда мне плохо. И он не предаёт, не хочет избавиться, когда я делаю что-то не так по его мнению. Ну, разве это не лучшее доказательство его любви? Почему ты не можешь быть счастлив за меня? Почему?! Почему ты не можешь быть рад, что я счастлива? Просто, как отец. Не бизнесмен Борис Зимин, а просто мой… папа».
Во взгляде отца ни единой эмоции – только равнодушие и пронизывающий до костей холод. Он явно дает понять, что не согласен.
Не знаю, сколько длится наш молчаливый диалог. Должно быть, не больше пары мгновений. Отец первым отводит взгляд.
– Да, уверена.
Переступив порог, я точно знаю, что на маму можно положиться. Как бы сказал Стэфан – она «вывезет» ужин. За все годы жизни с отцом, мама стала ничуть не хуже настоящего профессионального дипломата.
Прижимаю пальцы к вискам. Как же я ненавижу это состояние! В любом случае, завтра придётся во всём «сознаться» врачу. До отъезда на ранчо я сдала все анализы и у нас был уговор: если плохое самочувствие возобновится, я возвращаюсь в город и ложусь в стационар.
Вздрагиваю, когда слышу, словно издалека, голос отца:
– Стэфан, я хотел обсудить дела на ранчо.
Слегка массирую кожу головы. Слова папы звучат странно. Они тянутся, как старая, зажёванная, магнитофонная плёнка.
– Я делаю ремонт. Конюшни там ни к чёрту, – в голосе Стэфана не просто раздражение – он в ярости. Не удивительно, зная его любовь к лошадям. –
