Книга Путешествия Лейлы - Дания Жанси

них никто ничего не знал. Почти каждый из соседей поддерживал с ними торговлю или был им должен, но при этом делал вид, что все по-старому и китайцев на континенте вроде и нет. Удивляло еще, что за пределами столицы и китайцы, и метисы-посредники, да и просто чужестранцы зачастую не могли найти ночлега, им не очень-то были рады.

Лейла и сама не заметила, как настоящая жизнь сгустилась вокруг ее дома и школы английского. Муж часто засветло уходил по делам, а Лейла проводила целый день в обществе Нубы, которая так и осталась жить здесь в гордом звании мама́ и взяла на себя все заботы по дому. Лейла же читала книги из обширной домашней библиотеки, изучая новый мир через его энциклопедии и романы. Еще она обнаружила в себе страсть к кулинарии, почти все блюда из поваренных книг пробовала где-то в путешествиях и хорошо знала подачу и вкус каждого. Удивляло и радовало теперь, что все это можно готовить самой.

Поля Давида и Лейлы тянулись во все стороны, томились в ожидании работы трактора, росли в ширину дома работников и школа, блестело озеро. Обо всем вне дома Лейла, впрочем, так и узнавала со слов Нубы или мужа, она не сильно интересовалась делами фермы. Оказалось, что Родезия была эдаким африканским Вавилоном, Дубаем и Хайфой, уже не первое десятилетие сюда добровольно съезжались темнокожие работники из окрестных стран.

Только работали на таких же пришлых столетие назад потомков англичан или пришедших еще на пару веков раньше с юга буров, потомков голландцев-переселенцев. Впрочем, светлокожие родезийцы тоже любили эту землю всем сердцем, заботились о ней и считали домом. Теперь здесь жили представители самых разных народов и племен, дети и внуки бывших колонизаторов, мигрантов и местного темнокожего большинства шона. И пусть Лейла оставалась немного как бы не от мира сего, в тех краях почти каждый был в той или иной мере чужаком.

* * *

Кстати, услышав все от той же Нубы, что работники перед посевом заливают поля сваренными их женами пивом, чтобы задобрить духов и получить высокий урожай, Лейла стойко решила заменить пиво на что-нибудь безалкогольное. Под влиянием шейха из Мо-Замбии сама она к тому времени полностью отказалась от алкоголя. Но за традиции темнокожих тогда вступился Давид, и это была их первая серьезная ссора.

Вторая, третья и все последующие ссоры возникли, когда Лейла узнала, что на их ферме выращивают табак и другие «нехорошие» травы, которые продают потом китайцам для особой «шанхайской» смеси табака.

– Во-первых, под табак у нас выделено не больше трети полей, да и они в этом году отдыхают, – всегда парировал Давид. – Во-вторых, этим делом занимались и мой отец, и дед, это семейное!

Только в этом споре в конце концов победила Лейла, а Давид обещал придумать, что еще можно делать на их земле, чтобы кормить семью.

В остальное время между ними развевалась легкая, ничем не омраченная и пока не засахарившаяся идиллия. Муж по утрам долго смотрел на нее спящую, гладил по волосам и уже позже будил поцелуями, возвращая в их укромный и полный нежности мир. Это если Лейла не просыпалась сама среди ночи или засветло из-за белых снов, взбудораженная, а после счастливая, что ей это только приснилось. Они много и обо всем на свете говорили, гуляли вокруг озера, все откладывая поездки в другие части Родезии или соседние страны. Но и это домоседство стало Лейле по душе, тем более что каждый день был наполнен до предела и заканчивался в теплых, кажется, специально по ней сшитых объятиях мужа.

Огорчала разве что ее не совсем понятная идентичность между разными мирами, молчание об этом с самым близким человеком. Однажды она все же попыталась завести с мужем разговор, вспоминала о первых днях в клинике Натансона, о предназначении, предзнаменовании и возвращении в свои изначальные природу и суть. Только поняла, что звучит путано, и просто сказала, что, по одной из версий происходящего, она может быть из другого мира, а по другой – и Давид, и все здесь вокруг только плод ее воображения. На что Давид рассмеялся и ответил, что тогда и она может быть с таким же успехом плодом воображения, только уже его.

Личное счастье нашла на ферме и Нуба, став верной подругой управляющему Майклу. Лейла, как только узнала, долго настаивала, чтобы устроить пышную свадьбу и им. Но оказалось, что Нуба, как вдова вождя племени яо, не могла больше выходить замуж: узнай кто из соплеменников, покрыли бы позором всех даже самых дальних родственников. А еще ее дедушка когда-то работал недалеко и привез бабушку отсюда, поэтому Нуба грезила сказочной Родезией с самого детства. Ее мечты сбылись.

* * *

Когда-то Лейла побывала на земле счастья, в Бутане, крошечном, затерявшемся во времени королевстве в горах между Непалом и Индией. Еще только готовясь к поездке, она прочла, что там изобрели свой показатель, валовое национальное счастье: замеряют, насколько экономический рост государства позволяет нации не терять свои ценности и жить в согласии с ними. «Какое точное определение счастья и каждого отдельного человека», – радовалась за бутанцев Лейла. На деле все оказалось более прозаично: в страну никого не пускали до второй половины прошлого века, еще десятилетия назад там не было телевизора и личных паспортов, до сих пор законодательно запрещено курить. А может, и печалиться тоже. Живут все бедно, а чтобы согреться и не грустить, постоянно жуют какие-то орешки, завернутые в листики, от которых все бутанцы пахнут сушеной говядиной и улыбаются.

О счастье на государственном уровне слышала она и в Арабских Эмиратах, где даже создали Министерство счастья. По слухам, после его создания в парках к экспатам стали подсаживаться и мило расспрашивать, что им в стране нравится, а что можно улучшить. Если, растаяв от внимания, иностранные работники начинали делиться своими бедами и жалобами, тут же получали штраф на крупную сумму. То были лишь слухи, конечно, хотя в том краю и сплетни в «Ватсапе» и соцсетях объявили преступлением. И это прекрасная метафора. В жизни так часто бывает: устал, разнылся – получай еще и штраф на сотню долларов. К тому же, что ни говори, мало где на земле Лейла видела людей если и не счастливей, то радостней, чем в Дубае. И местных эмиратцев, и экспатов с огромными зарплатами, и таксистов, которые, пусть Лейла их и жалела, считали за удачу находиться именно там.

Так что же такое счастье? Хотя и к Родезии, и