праздника, иначе он был бы омрачен. А Заячьи Звезды был одним из самых моих любимых дней в году – не только из-за звездопада, но и из-за того, что мама и папа в этот день влюбились друг в друга с первого взгляда. Сегодня я буду думать о них, глядя на небо и гадая, встретились ли они в спокойных объятиях Океана Душ.
Мы с Амэей старались помочь местным подготовиться к празднику, хоть Аки и ямауба ворчали, не желая отмечать. Амэя вместе с детишками закрылась в «школе», помогая им красить бумажные фонарики, складывая их из подручных средств. А я растягивала флажки от дома к дому. Простая работа, ожидание праздника – все это помогало мне отвлечься как от дум о своем тяжком прошлом (потому что сколько думать-то можно?!), так и от глупых чувств к Джуро. Хорошо, что его не было нигде видно с того самого разговора.
Ну и замечательно. Ну и хорошо. Наверняка ищет свою возлюбленную. Надеюсь, она переродилась червем.
«А что, если он будет любить ее даже червем?»
Я цыкнула и случайно порвала ленту. Флажки с мягким шелестом попадали. Вот же… Все заново. Верно говорят – когда мы просим богов о терпении, они лишь дают нам шанс это терпение проявить. А хотелось бы как-то попроще.
Несмотря на заминки, к вечеру все было готово. Фонари расставлены, подвешены и зажжены. Бумажные флажки колыхались под потоками ветра с гор. Забитый тремя днями ранее кабан наконец был достаточно высмолен, выкопчен, вымочен и нашпигован и теперь жарился над разведенным по такому случаю огнем прямо посреди поселения. Не хватало лишь прилавков со сладостями. Я с гордостью и усталостью оглядела дело наших рук и улыбнулась.
– Боги, сейчас бы такояки, – прохныкала рядом Каори. – На праздниках Заячьих Звезд в моем городе всегда готовили самые вкусные такояки! Солененькое тесто, а внутри осьминожки, такие миленькие с их крошечными вкусненькими щупальцами, и много имбиря, и зелень, о-о-о…
В животе у меня согласно забурчало. Каори наклонилась к нему, строго перетянутому широким оби.
– Вот ты понимаешь меня, дружочек, а?
Мы переоделись в оставшиеся у нас чистыми кимоно – ни изящных рисунков, ни дорогой ткани, просто хорошо сшитая одежда и просторное хаори сверху. Мое кимоно было цвета сливы, а у Амэи – светло-зеленое, оттеняющее ее смуглый оттенок кожи. Несколько ханъё достали из закромов пыльные барабаны и пару флейт, которые звучали не очень-то хорошо, но создавали нужное настроение. Смеялись, бегая один за другим дети, среди них я увидела прихрамывающую Харуку, девочка помахала мне рукой. Я прикрыла глаза, вдыхая аромат вкусной еды, эту ауру спокойствия. Вот бы каждый день был таким.
– А откуда вы, госпожа Каори? – вежливо спросила Амэя. Кошка дернула хвостом.
– О. Я жила недалеко от Итры, пока не вышла замуж и не стала ханъё.
– Стала… ханъё?
Каори блеснула на меня в темноте кажущимися темно-вишневыми глазами. Да. Я не рассказала ей про это. Тогда это казалось неважным, а потом было как-то поздно и неуместно. Эй, Амэя, помнишь ту вздорную женщину-кошку, с которой мы подружились? Так вот, если у нее вот как у меня сейчас урчит в животе – беги подальше, потому что она съест твое сердце! А то и печенку! Такое не упомянешь за утренним чаем. Каори повела ушками, вздохнула и рассказала:
– Я влюбилась в ханъё, мы вместе переехали в столицу, и у меня родилась дочь. Она родилась миленьким котеночком, выросла красавицей, а потом мы повздорили и она сбежала. Мужа убили разбойники на дороге, когда он отправился за ней. Он не вернулся, и я стала ёкаем и начала искать ее. Но поздновато было, – она дернула плечом.
«Это не она. Не твоя дочь. Ты не сможешь ее спасти», – говорил Джуро там, в лесу, когда я отправилась на свою первую охоту. Вот оно что… Я тронула холодные пальцы Каори, она благодарно царапнула мою ладонь.
Амэя растерянно переводила взгляд с меня на нее, морща лоб. Она явно пыталась припомнить все страшные сказки, что рассказывают о ёкаях, но Каори действительно не выглядела обитательницей страшилок. Она была очень доброй, понимающей и забавной, энергичной и, кажется, ничего не боялась.
– Мне очень жаль это слышать, Каори, – наконец приняв верное решение, слегка поклонилась Амэя. Кошка явно смутилась.
– Ну, может, пойдем уже отмечать? Я правда подзабыла, как это делается в больших городах…
– Обычно все слишком много пьют, едят, танцуют и делают глупости.
– О! Алкоголь и глупости. Это мне подходит! – Каори звонко хохотнула и ушла искать выпивку.
Мы же с Амэей дождались своей порции кабанины, поели, и почти сразу девушка начала зевать.
– Вы не сильно обидитесь, если я посмотрю на Звезды из хижины? У меня руки отваливаются от работы над всеми этими фонариками…
– Ты отлично постаралась и заслуживаешь отдыха! – убежденно ответила я. – Кроме того, ты не так давно болела. Наверняка тебе надо еще восстановиться. И… мы же договорились обращаться друг к другу на ты?
– Простите, госпожа… – Я строго на нее посмотрела, и Амэя спрятала смешок за рукавом. Это был такой воспитанный, такой столичный жест из моей прошлой жизни, что больно потянуло где-то за грудиной. – Прости, Соль. Ко всему этому не так-то легко привыкнуть.
Она ушла, и все-таки не смогла не отвесить на прощание поклон, а я вздохнула и села на ступеньки чьего-то дома, обняла себя за колени, натянув на них ткань кимоно.
– Ко всему этому…
Да уж. Жизнь менялась быстрее, чем погода на море. Раз – и из своего книжного мира я сама стала героиней какой-то истории, которая совсем мне не нравилась. Никогда не любила такие сюжеты, где герои не успевают поднять головы и передохнуть между потрясениями, всегда считала это насмешкой автора, слишком жестокого для меня. Но герои… Те герои восхищали меня своей стойкостью. Дождь над их головами сменялся градом, камнепадом, метеоритным дождем, но они шли уверенно, зная что будут делать дальше. Откуда в них бралась такая уверенность? Из чего она росла, где начиналась?
Я посмотрела вверх, на небо ясное и звенящее от грядущих холодов. Недолго я так просидела, погруженная в собственные мысли: меня отвлекало сияние фонариков. В императорском дворце в праздник всегда гасили свет, чтобы ничто не мешало небесному сиянию. Так было лучше. Да… Да, пожалуй. Свет легче всего разглядеть во тьме.
Я поднялась и отправилась в обратную сторону от дома ямаубы к реке и водопаду. Темные тени старых деревьев склонялись надо мной, как стражи прошлого, праздничный смех
