похожий на обнимание жест, перестанет быть приличным. Мне хочется плюнуть на все, повернуть голову и увидеть выражение его офигенного лица в этот момент. Но в эту же минуту я отчетливо понимаю, что это точно будет еще одна плохая идея. Многовато их для одного утра. Зачем меня вообще черт дернул публично заявлять права на этого мужика? Буду теперь для каждой бабы, которая на него глаз положит, устраивать приватное шоу?
Стоп, Ван дер Виндт. Остановись, пока тебя не занесло слишком далеко. Вспомни, что сегодня ты видишь его в последний раз. Точно в самый последний, потому что эти финты либидо, ревность и собственичество — очень нездоровая фигня.
Пока я уговариваю себя отказаться от этого роскошного, созданного природой генетического набора, девка сваливает с горизонта. Нужно отодвинуться, придумать какую-то подходящую шутку на этот счет, но в башке ровно одна мысль — он, блин, хочет меня так же, как я его, или меня штормит исключительно индивидуально?
И снова приходится напомнить себе, что мне должно быть все равно на любой из вариантов. Что-то в моей бренной жизни изменится от того, что я обнаружу безразличие на этой наглой роже? Абсолютно точно нет. Что изменилось бы, если бы потрахались для взаимного удовольствия? Только количество эндорфинов в моей крови — тоже абсолютно временное явление, никак не определяющее привычный ход моей жизни.
Я предпринимаю попытку отодвинуться, но он предугадывает бегство и перекрывает путь, запечатывая второй рукой единственный путь на свободу. Чуть сильнее надавливает пальцами на мой живот, заставляя прогнуться в пояснице, из-за чего я оказываюсь почти полностью прижата к его телу, а выглядит так, будто сама все для этого сделала.
— Может, отвалишь уже? — говорю достаточно громко, чтобы он услышал, но при этом не привлекая внимания окружающих.
— Что это за фокусы? — спокойно, без тени злости или раздражения, интересуется Вадим.
Разве он не должен хрипеть, психовать или, на крайний случай, тяжело дышать? Если визуализировать, где сейчас находится моя задница, то даже с учетом нашей разницы в возрасте, это должно вызывать в нем хоть какие-то эмоции.
Похоже, я тут единственная, кого все произошедшее вышибло из колеи.
— Это естественный отбор, — огрызаюсь, хотя не собиралась этого делать.
— А поподробнее?
Я делаю мысленный вздох и в том крохотном пространстве в клетке из его рук, все-таки совершаю маневр, разворачиваясь к нему лицом. С точки зрения того, что теперь никакая часть моего тела не трется об эти выразительные стальные мускулы — все в порядке. Но смотреть на него вот так глаза в глаза — это крайне фиговое стратегическое решение. Потому что я чувствую себя бесхарактерной коброй, которая готова выскочить сразу из всей одежды только потому, что у него настолько синий, непроницаемый взгляд.
«Ты сама выбираешь, кто и почему окажется в твоей постели, — очень вовремя звучит в голове урок жизни от Данте, — не твое либидо, не твое одиночество, а твой холодный, лишенный эмоций мозг. Не выбирай мужика, если не в состоянии контролировать свои чувства рядом с ним, потому что, когда он это поймет — а он обязательно поймет — ты станешь его заложницей».
Заложницей я больше не буду никогда.
Фантомные боли прошлого очень живо напоминают бессонные ночи, мокрую от слез подушку и телефон в моей руке, с которым я боялась расстаться, чтобы не пропустить долгожданное сообщение или звонок. И все это — ради человека, который просто меня использовал. А потом хвалился своим друзьям, что приручить малолетнюю дуру было вообще плевым делом, и теперь он может водить ее за нос и вешать на уши любую лапшу, потому что она все равно схавает.
Что со мной было бы, если бы Сергей «вовремя» не отвалился?
Ответ настолько очевиден, что это окончательно приводит меня в чувство.
— Убери руки, — на этот раз я говорю достаточно громко, чтобы на мой голос повернулся стоящий неподалеку дежурный тренер. Если я повторю это еще на пол октавы выше — ему придется вмешаться. На то и расчет. — Мне нужно в туалет, и если ты меня не отпустишь, мне придется либо написать тебе на ноги, либо позвать на помощь. Как ты понимаешь, у меня нет никакого желания делать лужу под себя.
Подсознательно, я жду хотя бы какую-то реакцию. Пусть бы он хоть бровью дернул, в конце концов. Но лицо Вадима больше похоже на ту бездушную непонятную сущность, так филигранно вытатуированную на его руке. Помедлив еще какую-то долю секунды, он убирает руку, но прежде чем я успеваю упорхнуть, придерживает меня за локоть и, наклонившись к моему уху, шепчет:
— Мне на всех на них по хуй, но из нас двоих тормозишь только ты.
У него роскошный бархатный голос, и за этот шепот я готова была бы даже доплачивать.
Чтоб ему провалиться.
Глава двадцать седьмая: Лори
Глава двадцать седьмая: Лори
Настоящее
Я так стараюсь не показать своё позорное бегство, что в итоге шагаю к раздевалке роботическим шагом, как сломанная заводная марионетка. И каждый пройденный метр повторяю как мантру: пошел он на…, пошел он на..!
Когда захожу внутрь, нарочно громко закрываю за собой дверь.
Дохожу до места с зеркалами и фенами, и когда смотрю на свое отражение, хочется уступить своим внутренним демонам и дать им раздолбить тут все к чертовой матери. Ну насколько потянет ущерб? Я смогу компенсировать каждую копейку одной оплатой с карты. Да и какая к черту разница, если прямо сейчас я перестану видеть стекляшку, в которой у меня рожа как у тупой овцы.
Достаю телефон и дрожащими от злости пальцами пишу Данте: «Я поплыла от того мужика из зала. Выручай. Срочно нужен отрезвляющий пендель».
Мы обменялись парой фраз на счет того, кого я заприметила на пустующую вакансию постоянного любовника, но к этой теме Данте, ожидаемо, почти не проявил интереса. Сказал только, что если что-то не клеится с одним мужиком или изначально есть косяки — сразу в утиль и искать другого, беспроблемного. Куда больше его интересуют подробности о схеме отмыва бабла, которую я сделала для Завольского и хорошо ли я себя подстраховываю на каждом шагу.
Данте: Всегда есть альтернатива, Лори. В мире примерно три с половиной миллиарда мужиков, если настроить все фильтры поиска по твоему запросу, то в непосредственной доступной близости от тебя примерно сто тысяч, а если расширить ареол охоты…
Лори: Спасибо,
