все, он точно осыпает врачевателя золотом.
Правда, светлые чувства преисполненной горделивости омрачал небольшой нюанс — до всего этого нужно еще дожить, а денег почти не осталось прямо сейчас. Даже на обратный путь до Пределов, не говоря уже об аудиенции Главного Ворона.
При все при этом старина Сертан, как каждый человек увлеченный наукой, даже не подозревал, что в Империи существуют какие-то проблемы, кроме самой Скверны. Например, победное шествие ее последователей. Узнай лекарь об этом, то он бы и вовсе впал в уныние. Теперь же озадаченно смотрел на выздоровевших южан, которые помогали со сбором живайтины. Потому не сразу заметил, как появилась она.
Сертан заметил старую знакомую, которую и не надеялся увидеть. Если честно, не сильно он этого и желал. Воительница была одна, без своего угрюмого старика, но вместе с тем что-то в ней изменилось. Точно за ту седьмицу, пока они не виделись, Одаренная подросла или сменила прическу. В общем, то едва уловимое, что происходит с женщиной и что ты никогда не можешь заметить.
Юти поздоровалось, при этом в ее голосе не читалась неприязнь или старые обиды. Вместе с тем не было в нем надменности или панибратства. Она разговаривала с Сертаном, как с уважаемым человеком, но сам лекарь понимал — Одаренная теперь необычайно сильна.
Когда обмен любезностями закончился, дева перешла к самому главному. К тому, зачем и явилась к врачевателю
— Мне нужно, чтобы ты сделал лекарство, — она взяла в руки среднюю колбу из запасов Сертана. — Пять таких. Больше, думаю, мне не унести.
В ее словах не было просьбы или приказа, скорее некая необходимость. И Сертан даже не смог поспорить. Он хотел указать, что и так стеснен в средствах, но промолчал. Словно было нечто, невольно заставляющее подчиняться этой спокойной и уверенной Одаренной. Только одно обстоятельство врачеватель решил заметить.
— Даже если менять архасейских жеребцов, путешествуя из Семиречья в Пределы, ты не поспеешь. Дорога слишком длинна. Лекарство перестанет действовать прежде, чем ты доберешься до Пределов.
— Мне не нужны дороги, — ответила Юти и Сертану почему-то этого довода оказалось достаточно.
Врачеватель кивнул, крикнул Фалеру, чтобы тот разводил костер, а сам принялся за изготовление лекарства.
Все это время Одаренная с интересом наблюдала за манипуляциями Сертана, впрочем, ни малейшим движением не нарушив порядок его действий. Лишь изредка Юти справлялась, для чего он делает это, а для чего то, словом, пыталась действительно вникнуть и понять.
Зато когда все было готово, а зелье разлито по пузатым стеклянным сосудам, Одаренная обмотала каждую из них приготовленным тряпьем, а после связала между собой. Так, что теперь все это можно было накинуть на шею.
Сертан не понимал, для чего все это, если рядом лежит его же сумка весьма удобная и вместительная, где зелье точно будет в сохранности. Однако у Одаренной были свои размышления на этот счет. К тому же, лекарь искренне считал, что все приготовления бессмысленны. Нет силы, которая доставит зелье в Пределы в столь короткий срок.
Позже, когда Юти попрощалась с ним и ушла, он сам не понимал, какая сила заставила его сделать все, что он сделал. Это не было похоже на попытку управления сиел — Сертан находился в полном единении с разумом. Либо вторжение в сознание было настолько искусно, что он его не понял.
Все свелось к тому, что Одаренная вскоре покинула их и крохотная южная община продолжила жить своей прежней жизнью. Сертану лишь показалась, что какая-то хищная птица мелькнула в небе с уже знакомыми связками лекарства. Но чего не привидится под конец непростого дня?
Глава 27
Некогда богатые и обширные до урожая поля между Ближним путем и Междуречьем словно по злому намерению сиел превратились в грязную черную землю. Золотистые колосья пшеницы погибли под ногами наступающей армии, захваченными повозками и копытами оскверненных зверей, а зеленые луга клевера превратились в темное месиво. Мелкий, но настырный дождик привносил свой хаос в распутицу. Но именно она позволила Великому Ворону приготовиться к защите.
Первое поражение Императора можно было объяснить поспешностью в контратаке. Войска, да и сам Керай, стремились поскорее разбить неприятеля, потому прозевали растянутый левый фланг, через который и прорвались ревуны с магами-крови. А вскоре нападение превратилось в спешное и беспорядочное бегство, во время которого Ворон потерял четверть войска.
Второе поражение таковым вовсе не именовалось. Его назвали «отступлением с постоянными мелкими очагами сражений, которые ослабляли и замедляли продвижение противника». Вот только служители Дома Правды, воодушевляющие солдат, забывали упомянуть тот факт, что даже по предварительным подсчетам Керай потерял вдвое больше людей, чем оскверненные.
Третье поражение даже не комментировали. Теперь уже последнему молокососу стало ясно, что не существует силы, которая могла бы остановить воинство Инрада. И даже поспешно присланный из Конструкта легион, состоявший из недавно обретших дар и взявших в руки оружие, не прибавлял уверенности. Испуганные новобранцы сбивались в кучу, в своих больших доспехах с чужого плеча, и чаще мешали, чем помогали.
Керай стоял вдоль наскоро строящихся укреплений, кутаясь в плащ и мелко дрожа от пронизывающего дождя, и смотрел вдаль. На огромную равнину, по краям разбавленную одинокими деревьями, на которой уже стали появляться первые оскверненные.
Ворон словно оцепенел в своей невыразимой тоске. Он понимал, что сражение нельзя выиграть. Витий Керай Кулен Первый, а теперь, видимо, и последний своего имени, окончательно понял, о чем писал Уриш Безумный на стенах Твердыни-на-семи-холмах: «Они придут, о да, они придут, а ты будешь дрожать от страха, как последняя девчонка».
Самое длинное послание от свихнувшегося короля и самое верное. Керай вытер капли воды, собравшиеся на носу, и поежился. Вокруг кричали полководцы его армии, готовя войска к одному из последних сражений. За их спинами по имперскому тракту Ближний путь, за ним Флиурт, а уже после Конструкт. И никакой возможности достойно сопротивляться врагу.
Короткий росчерк ветвистой, как крона столетнего дуба, молнии на мгновение осветил небо. И орлицу, если судить по острым когтям, которая вдруг резко снизилась. Кераю даже показалось, что шея птицы увешана чем-то странным. Но после свет молнии отступил и равнина вновь окуталась в легкий полумрак. А Великий Ворон стал вспоминать, как мать гадала по полету птиц. Если ласточка летит слева направо, то это к удаче, а если справа налево… Или наоборот?
— Владыка, — тронул его за плечо кто-то.
Керай недовольно обернулся, выныривая из воспоминаний. Недовольно, потому что обратившийся не использовал полную форму обращение,
