голод слишком силен, и боль граничит с удовольствием.
Мое тело растворяется под напором, напряженные мышцы сдаются, меня уносит течением. Его хватка на моих запястьях ослабевает, и я обвиваю руками его шею, пока наши губы двигаются в такт. Мое сердце бешено колотится, когда его язык умело проникает в ложбинку моего рта, переплетаясь с моим.
Я испытываю боль, нужду и ярость. Каждая эмоция красного спектра прожигает меня насквозь, когда я запускаю пальцы в его волосы, и из глубины моего горла вырывается отчаянный звук.
Алекс стонет, рукой обхватывая мое горло, удерживая меня на месте, прижимая к зеркалу. Страх только усиливает возбуждение, и я знаю, что это неправильно, но не могу остановить поток эмоций. С болью он отрывается от поцелуя. Его большой палец ложится на мой пульс, а пристальный взгляд рассматривает мои черты.
Он убирает одну руку с талии, чтобы нежно коснуться моего виска. Проводит пальцем по шраму, который он оставил там от электродов, когда шокировал меня большим напряжением, чем должен выдержать человек.
— Наши шрамы определяют нас, — говорит он, — внутри и снаружи.
Он прижимается поцелуем к шраму. Нежная боль поселяется у меня в горле, а носовые пазухи воспаляются, угрожая выпустить поток багровых слез.
— Нет таких, как ты, Блейкли. Ты настоящая редкость. Ты никогда не сможешь жить обычной жизнью просто потому, что ты необыкновенная. Такого рода значимость изолирует, но нам не обязательно быть одинокими.
Эти слова разрывают его ментальную хватку. Я поднимаю подбородок, сглатывая от давления его руки на шее.
— Я не одна, — говорю я.
Алекс приближается, но останавливается в нескольких дюймах от лица. Застенчивая улыбка растягивается на его губах, отчего эта приводящая в бешенство ямочка на щеке становится глубже.
— Тогда почему ты спишь в моей футболке?
Мой пульс учащается.
— Чтобы не забывать о ярости.
— Или о страсти, — он слегка качает головой. — Ты правда хочешь избавиться от этого огня, который дает ощущения, что ты жива?
Я стискиваю зубы.
— Я бы вырвала это голыми руками, если бы могла.
Он проводит пальцем по моей щеке, крепче обхватывая шею.
— Ты можешь бороться с этим, можешь физически бороться со мной, но теперь ты знаешь, каково чувствовать глубокую связь. Даже если бы это было возможно, ты не сможешь вернуться в то оцепенелое состояние. Ты всегда будешь жаждать меня внутри себя.
— Боже, я чертовски ненавижу тебя.
— Тогда покажи, блять, как сильно ненавидишь.
Вызов витает в воздухе. Ожидая, когда один из нас пошевелится, подчинится и опрокинет первую костяшку домино. Разрушит стены и барьеры.
С того дня, как я убежала от пожара, я пыталась спастись от бушующих эмоций. Старалась их остановить. Похоронить. Сделать все, что угодно, лишь бы не их не испытывать.
Секс — это наркотик, и, как все наркотики, он может заглушить боль. А я так хочу лишь капельку облегчения.
Я хватаю Алекса за рубашку и тащу его вперед. Мы сталкиваемся в обжигающем аду похоти, отвращения и чистой, неподдельной потребности.
Я упираюсь лодыжками в его зад, пока мои пальцы расстегивают его рубашку.
— Ненавижу твои дурацкие очки, — говорю я, отстраняясь, чтобы спустить рукава с его рук.
— Сейчас я в линзах, — он бросает одежду на пол и стаскивает с себя белую майку.
— Ненавижу твои красивые голубые глаза.
Он сжимает в кулаке подол моей майки и стягивает ее через голову.
— А мне нравятся твои злобные зеленые глазки.
Мои руки скользят по его плечам, ногти царапают спину, когда Алекс хватает меня за задницу и стаскивает со стойки. Он целует меня, пока не перехватывает дыхание, затем опускает мои ноги на пол и поворачивает.
Я хватаюсь за закругленный край раковины, ритм музыки соперничает с бешеным стуком моего сердца. Он скользит руками к передней части моих джинсов и расстегивает застежку, опуская молнию слишком мучительно медленно.
Я закрываю глаза, чтобы не видеть нашего отражения.
— Просто сделай это, черт возьми.
Его движения замедляются. Затем, с яростным стоном, он тянет джинсы вниз и разворачивает меня, заставляя посмотреть ему в глаза.
Огонь и лед сталкиваются в глубине его глаз, безумный конфликт тоски и ярости, борющихся за господство.
Стиснув зубы, он просовывает руку мне под трусики. Ласкает, и боль пронзает изнутри, подгибая колени. Он раздвигает меня двумя пальцами, и я чувствую, какая я влажная, какие скользкие его пальцы, когда он обводит мой клитор, прежде чем засунуть их внутрь.
— Блять, — бормочет он на неровном дыхании. — Ты так течешь, когда бьешь меня…
Пламя унижения охватывает меня, и я не вспоминаю, что дала ему пощечину, пока моя ладонь не начинает болеть. Алекс облизывает губу, собирая свежую капельку крови, прежде чем обхватить меня сзади за шею забинтованной рукой и притянуть ближе.
Я протягиваю руку назад и хватаюсь за стойку, выгибая спину, пока он яростно трахает меня пальцами. Мои соски твердеют под прозрачным материалом бюстгальтера. Боль становится глубже, я вся дергаюсь, бесстыдно трусь об его руку.
Покачиваю бедрами в отчаянной потребности потереться клитором о его ладонь, и Алекс останавливается.
Я открываю глаза, встречаюсь с ним взглядом сквозь пелену похоти, которое угрожает сломать меня, если он в ближайшее время снова ко мне не прикоснется.
— Прикажи мне попробовать тебя на вкус, — говорит он, в его голосе звучит жесткое требование.
Прерывисто дыша, я встречаюсь с его пристальным взглядом.
— Нет.
Стараясь не терять рассудок, я поддаюсь нахлынувшему гневу и толкаю его в грудь, разрывая связь. Его попытка схватить меня за руки пресекается, когда я ударяю его по раненым ребрам. Протискиваюсь мимо него, уже вот-вот выйдя за дверь, но его руки обхватывают меня за талию.
Он прижимает мою спину к своей груди.
— Опять хочешь подраться?
— Иди к черту, — но я не могу отрицать свои чувства, чертовски мучительные эмоции, которые умоляют меня сдаться и отдаться Алексу, и полностью раствориться в удовольствии.
Он поднимает меня и несет обратно к зеркалу. Собрав все силы, которые у меня остались, я упираюсь ногой в стойку с раковинами и отталкиваюсь.
Изо всех сил пытаюсь высвободить одну руку и впиваюсь ногтями в его предплечье. Он натыкается на кабинку. Она трещит, а болты звякают о кафель.
— Я разрушу мир вместе с тобой, если потребуется, — говорит он, его тяжелое дыхание эротично звучит у моего уха, наши грудные клетки поднимаются синхронно. — Сломайся для меня, детка. Я все приму.
Сильная дрожь охватывает мое тело. Я ненавижу каждое его слово. Ненавижу давление, нарастающее в своей груди. Ненавижу боль, которая разрывает меня пополам.
— Я ненавижу тебя…
Алекс
