class="p">— Мои страхи намного проще.
— Какие они? Расскажи мне.
Убирая ткань с моего лица, он пристально смотрит на меня и тянется, чтобы заправить прядь волос мне за ухо.
— Я боюсь того дня, когда я больше не смогу смотреть в эти глаза. Бросив быстрый взгляд вниз, он подносит мою руку к своим губам и целует костяшки пальцев. — В тот день, когда эти руки больше не будут касаться моей кожи. Подавшись вперед, он нежно целует меня в губы, избегая пореза. — В тот день, когда я больше не смогу ощущать вкус твоих губ на своих или вдыхать твой цветочный аромат. Это то, чего я боюсь.
Мое сердце переполняется, как будто оно может разорваться от всех тех эмоций, которые он пробудил во мне. Настолько сильнее, чем то, что я чувствовала к Уиллу, что это, несомненно, должна быть любовь. Улыбаясь, я обхватываю ладонями его лицо и целую в губы еще раз.
— Пока сердце бьется в моей груди, этот день никогда не наступит.
— Я бы умолял, даже вашего Бога, сделать это правдой.
Становясь игриво серьезной, я хмуро смотрю на него в ответ.
— Тогда почему, черт возьми, ты так хотел сдаться этим язычникам без боя?
Он усмехается и вытирает капельку крови с моих костяшек.
— Я добровольно вверяю свою судьбу в руки свирепой Гадюки. Неудача никогда не приходила мне в голову.
— Я хотела убить Лилит за то, как она говорила о тебе. То, как она смотрела на тебя, как на кусок мяса, который она будет грызть несколько дней.
— Ты ревнуешь?
— Это был лагерь, полный мужчин, желающих заняться со мной сексом?
— Они все были бы мертвы.
— Ну что ж. Похоже, я все-таки не справилась со своими обязанностями.
— Обязанности для чего?
Внезапно я чувствую себя странно, говоря это. Друг. Здесь это звучит так легкомысленно. «Даже компаньон» звучит неправильно, но я также не мог заставить себя произнести слово на букву «П», когда от этого зависела жизнь Титуса.
— Ничего. Как может тот, кто приносит столько спокойствия и удовлетворенности в мою жизнь, одновременно делать меня такой жестокой?
— Я задаю себе тот же вопрос. Ты имела в виду то, что сказала ранее? О том, что мы двое останемся здесь.
— Да.
— А если ты больше никогда не увидишь свою семью?
— С ними все будет в порядке без меня. У них есть Джек, чтобы присматривать за ними.
— Кто такой Джек?
— Самый близкий друг моего отца.
— Тот, кому ты доверяешь заботу о своей семье?
— Да. Несмотря на его прозвище, он на самом деле порядочный парень. Заметив смущение на его лице, я продолжаю.
— Мы назвали его Джек Охотник за Змеиным глазом, потому что его единственный глаз…
— Похож на змеиный. Его глаза темнеют, когда он пятится от меня.
— Что ты там рассказывал мне о своем отце?
— Только то, что он был офицером Легиона, высокопоставленным, убитым … Альфой. Презрение, которое я когда-то испытывала к его виду, изменилось, и я больше не чувствую необходимости произносить это слово, как раньше.
— Этот Альфа. Он случайно не светловолосый? И у него есть татуировка в виде…
— Череп поперек его грудной клетки.
В его глазах горит нетерпение.
— Ты видел его?
— Да. Джек принес его нам в подарок.
— Подарок?
— Чтобы мы могли встретиться лицом к лицу с убийцей моего отца. Моя мать сохранила ему жизнь, но он был вынужден жить в подземном туннеле. Чистилище.
— Аттикус, — бормочет он.
— Кто он для тебя? Впрочем, я уже знаю ответ на этот вопрос. Я не знаю, почему я не установила связь раньше. Почему я не подумала, что они могут знать друг друга, ведь они родом из одного места.
— Он один из твоих братьев.
Вместо ответа выражение его лица становится более серьезным, заставляя меня скрипеть зубами.
— Твоего отца убил не Альфа, Талия.
Я непонимающе смотрю на него, выискивая ложь.
— Почему ты это говоришь?
— Я был там. Я видел, что произошло.
— Расскажи мне, что ты видел.
— Змеиный Глаз был с Ремусом…
— Ремус? В этом нет никакого смысла. Как … откуда он мог знать Ремуса?
— Я не знаю. Но они вдвоем совершали набег на улей. Мы с Аттикусом случайно оказались там той ночью. Они несколько раз выстрелили в меня ядом. В Аттикуса тоже. Я думал, они собирались прикончить меня, но появился твой отец. Он пригрозил отстранить Джека от должности. Тогда они убили его. Джек убил твоего отца и обвинил в этом Аттикуса.
Слова вихрем кружатся в моей голове, я отчаянно пытаюсь ухватиться за что-нибудь, что имело бы смысл.
Что-нибудь, от чего не разило бы нелояльностью и предательством.
— Нет. Джек был для меня как второй отец.
Он бы не предал моего отца.
— Он бы сделал это, если бы гордость и его безопасность были под угрозой.
— Он бы не солгал мне. И в лицо моей матери. Он не мог этого сделать.
— Талия. Я просто рассказываю тебе о том, что я видел.
Возвращая свое внимание к нему, я хмурюсь и проглатываю ярость, подступающую к горлу.
— И откуда мне знать, что это не ты лжешь? Откуда мне знать, что ты не лгал мне все это время? Откуда мне знать, что ты не помог мне сбежать только для того, чтобы я доставила тебя в Шолен и освободила твоего друга?
— Потому что до сих пор я был уверен, что Аттикус мертв. Я ничего не выиграю, солгав тебе.
Гнев внутри меня кричит, что он может получить все. Весь Шолен. Чтобы завладеть им. Но мое сердце знает лучше. Знает, что это не Титус. Это не тот человек, о котором я заботилась последние несколько недель.
Как бы мне этого не хотелось, я допускаю в свой разум возможность того, что Джек убил моего отца, и из всего этого мрака в моем мозгу возникают новые мысли. Разговоры, которые я не могла собрать воедино до этого самого момента.
— Уилл сказал мне, что Джек послал его забрать одну из тех серебряных шкатулок из монастыря. На них напал Ремус и его люди. Джек, должно быть, все это подстроил. Чем больше я думаю об этом, тем больше задаюсь вопросом, не был ли он причиной того, что я так и не добралась до монастыря. Таинственный контакт, о котором Сэм, парень, который продал меня мадам Бомон, не хотел мне рассказывать.
— Но почему? Зачем ему это делать? Зачем ему уничтожать мою семью?
— Только две причины: он чего-то хочет или он хочет что-то скрыть. Его палец касается моего подбородка, когда он поднимает мой взгляд к своему.
— Талия, я должен вернуться за своим другом. Если он жив. Я должен освободить его.
— Возвращаться туда опасно, Титус. Охранники пристрелят нас на месте.
— Я знаю путь внутрь.
— Дерево? Они снесли его. Теперь туда не попасть. Уилл был моим билетом домой.
Поражение написано на наших лицах, когда мы смотрим в сторону, вероятно, задаваясь одним и
