же шесть лодок, подхваченные прибоем и брошенные на скалы, превратились в щепки ещё до того, как находившиеся в них люди смогли броситься в воду.
Грохот волн, разбивающихся о камни, и крики утопающих послужили убедительным сигналом для экипажей других лодок. Увы, развернуться и уйти из опасной зоны успели не все. Захлебнулось около ста пятидесяти добровольцев, почти полсотни французских солдат, плюс было потоплено шесть лодок с боеприпасами.
Де Ривароль бегал кругами взад-вперёд по своему флагману, взбешённый, трезвеющий, злой, но отнюдь не поумневший. Он грязно ругался на всех и на вся, особенно на капитана Блада, якобы «вовремя не предоставившего достаточно убедительных доказательств!», а потом от огорчения крепко напился, тут же завалившись спать.
Спал, кстати, хорошо. Совесть не беспокоит тех, у кого её нет…
На рассвете его разбудили грозовые раскаты пушечных залпов. Выбежав на корму в ночном колпаке и тапках, господин барон увидел странную картину, от которой его неопохмелённая ярость удвоилась.
Четыре корсарских корабля, подняв все паруса, совершали непонятные манёвры, находясь приблизительно в полумиле от Бока-Чика. Поочерёдно они обстреливали залпами большой круглый форт, защищавший, как известно, узкий канал входа на рейд.
Пушки форта отвечали вполне энергично, однако корсары маневрировали парусами, увёртываясь как могли, и стреляли с такой исключительной точностью, что их слаженный огонь накрывал испанцев ровно в тот самый момент, когда они перезаряжали пушки.
Произведя залп, корсарские корабли круто поворачивались задом, так что канониры форта видели перед собой качающуюся корму или нос корабля. Маневрирование производилось настолько искусно, что за одну-две секунды перед самым залпом испанцев пиратские корабли умудрялись выстраиваться в перпендикулярную линию к форту, когда мачты кораблей сливались в одну линию. А это уже не тир, случайно хоть в кого-нибудь не попадёшь. Обидно, да…
Бормоча под нос самые страшные французские проклятия, де Ривароль наблюдал за боем, по собственной инициативе начатым капитаном Бладом. Офицеры «Викторьез» столпились здесь же, на корме, и вскоре к ним присоединился де Кюсси, потирая руки в полном удовлетворении энергичными действиями тех, кого он сам привлёк на службу.
– Ну как, господин де Ривароль, – от души рассмеялся отставной губернатор, – не находите ли вы, что этот дерзкий разбойник блестяще знает дело, а? Он водрузит знамя Франции на развалинах этого форта ещё до завтрака.
Трезвый барон с рычанием резко повернулся к нему:
– Вы говорите, что он знает своё дело, да? Его дело – выполнять мои приказы! А разве я отдавал такой приказ, чёрт вас возьми?!
Меж тем успешное сражение корсаров с испанцами продолжалось. Конечно же, форт получил серьёзные повреждения. Однако и корабли Блада, несмотря на свои искусные манёвры, тоже сильно пострадали от ответного огня. Планшир правого борта «Атропос» был превращён в щепки, и одно из крупных ядер разорвалось в кормовой каюте корабля. На «Элизабет» была серьёзно повреждена носовая часть, а на «Арабелле» сбита грот-мачта. К концу боя и «Лахезис» вышел из строя. Злопамятный пьяница-барон явно наслаждался этим зрелищем.
– Молю небо, чтобы меткие испанцы наконец потопили все эти мерзкие корабли!
Но в этот раз небо не слышало его молитв. Едва он произнёс эти слова, как раздался ужасный взрыв и оставшаяся половина форта с грохотом взлетела на воздух. Одно из корсарских ядер, пущенное легендарным Оглом, попало в пороховой погреб. Всё. Абзац.
Через два часа после боя капитан Блад, спокойный, нарядный и довольный, будто он только что вернулся с бала, ступил на квартердек «Викторьез». Его встретил злобный, как хорёк, изгнанный из курятника, де Ривароль, всё ещё в халате и в ночном колпаке.
– Разрешите доложить вам, господин барон, что мы овладели фортом на Бока-Чика! На развалинах башни развевается знамя Франции, а вашей эскадре открыт доступ в гавань.
Де Ривароль вынужден был прикусить язык, задыхаясь от неуправляемой злобы. Его офицеры так бурно выражали свой восторг, что разносить пирата при всех было просто неудобно.
– Вам просто повезло, господин Блад, – скрипя зубами с риском сломать их, выдавил он, – но в другой раз извольте ждать моих приказов!
Блад нахально улыбнулся, отвесив непочтительный поклон:
– Я был бы рад получить ваш приказ, генерал, но вы так сладко дрыхли после вчерашнего. Так что, может быть, всё-таки вы пойдёте на Картахену?
В гневе барон совершенно забыл о том, что лично ему следовало бы взять ключи от города.
– Зайдите ко мне в каюту, я вам… вас… – властно приказал он Бладу, но тот остановил его.
– Я ещё не настолько француз, сэр! Полагаю, что нам лучше переговорить здесь, при свидетелях с обеих сторон.
– Какие свидетели? Зачем нам свидетели? Я тут самый главный, не надо мне свидетелей…
– Господа, вот перед вами как на карте вся сцена наших предстоящих действий, – доктор указал пальцем на второй форт, башни которого скрывались за пальмами, качавшимися на узкой полосе земли. – Эта крепость вооружена значительно слабее, чем внешний форт, который мы для вас уже разнесли. Но тем не менее учтите: пушки у них имеются…
Блад предложил французским кораблям начать бомбардировку форта, а тем временем триста его корсаров высадятся на берегу для штурма форта с тыла. Обороняясь на два фронта, испанцы не смогут долго сопротивляться. После этого отряд Блада заблокирует оба форта, а войска де Ривароля продолжат наступление, чтобы жители Картахены не смогли вывезти из города все ценности.
Именно последний аргумент показался генералу самым убедительным.
Он даже снизошёл до того, что слегка похвалил план капитана и приказал немедленно начать бомбардировку второго форта, то есть без подготовки и без башки.
Из-за бешеной петушиной атаки в лоб под пушечным огнём форта французская эскадра потеряла два корабля. Наступление срывалось, но ещё до наступления ночи корсарские вампиры сумели захватить крепостные стены и господствующую над городом высоту Нуэстра Сеньора де ля Попа. Форт сдался.
В принципе французы всегда готовы ставить свой флаг где угодно, но в Попе это было особенно символично! На следующее утро Картахена объявила полную капитуляцию, смиренно соглашаясь с выплатой компенсации. Да куда бы она, собственно, делась?!
Надувшись от гордости за победу, каковую он целиком приписывал себе, господин барон милостиво продиктовал условия сдачи. Испанцы должны были отдать ВСЕ деньги, товары и все общественные ценности. Горожане могли остаться или уйти, но те, кто уходил, полностью сдавали всё своё имущество, а кто остался – только половину, поскольку после этого они автоматически становились подданными короля Франции. Вроде бы делов-то? В те смутные времена на Карибах города меняли подданство едва ли не по паре раз в год…
Генерал де Ривароль обещал не трогать лишь католичские храмы, но тем не менее потребовал, чтобы они представили ему отчёты обо всех имеющихся у них церковных ценностях. Испанская Картахена послушно приняла все эти грабительские условия, поскольку другого выхода у неё в
