Мгновенно оценив благоприятность положения, Немец решил: железо надо ковать, пока оно горячо.
Правда, было одно отличие от деяний государственных террористов, позже подмеченное «лаврушником» Габунией: если «Черный трибунал» действовал по «двойному стандарту» (приговоры предназначались не широким слоям граждан, а исключительно оставшимся в живых мафиози — чтобы неповадно было!), Александр Фридрихович сознательно решил пренебречь этим принципом.
К чему конспирация?
Террор лишь тогда эффективен, когда о нем знают все…
Так в лице бывшего военврача Серебрянского появился лжетрибунал. Пока что на счету его была одна-единственная жертва — «законник» новой формации Виктор Лебедевский. И сейчас, поздним декабрьским вечером, Миллер встретился с Анатолием Ильичом, чтобы наметить очередную кандидатуру…
— А ты по-прежнему скромно живешь, Анатолий Ильич. Мог бы и пошикарней обстановку завести, — произнес Миллер, критически осмотрев кабинет, куда хозяин пригласил его для мирной беседы.
Небольшая комната была на редкость запущенной. Старая, рассохшаяся мебель, пыль на подоконнике, сор на полу, неприбранные вещи; надо всем этим незримо витал кислый запах одиночества. Обстановку скрашивал лишь аквариум — огромный стеклянный параллелепипед, ведер на десять, подкрашивался изнутри мутным электрическим светом. Там, среди плавно колыхающихся водорослей, обреченно шевеля усиками, плавали разноцветные пучеглазые рыбки.
Аквариумные рыбки были такой же страстью Серебрянского, как каллиграфия у Миллера. Анатолию Ильичу нравилось смотреть, как роскошные тропические рыбки, вместо того чтобы плавать в диких реках сказочной Амазонии, вяло парят в подсвеченной тусклой электролампой воде, беспомощно тычутся своими пучеглазыми мордами в толстенное стекло, раскрывают щели ртов, словно о чем-то неслышно его умоляют.
Может быть, именно в минуты такого вот тихого созерцания он чувствовал себя полноправным хозяином жизни: захочет — корма не даст, захочет — не сменит воду, и подохнут пресноводные, захочет — и вовсе выловит всех их, таких красивых, сачком, изжарит в подсолнечном масле и будет с довольной улыбкой наблюдать, как они корчатся на сковороде.
Брезгливо взглянув на разноцветных рыбок, Александр Фридрихович опустился в продавленное кресло.
— Не надоело так жить? — поинтересовался он.
— Каждый живет, как ему нравится, я, например, устал от медицинской чистоты и стерильности. — Серебрянский уселся напротив, скользнул взглядом по пучеглазой гуппи и перевел взгляд на собеседника: мол, что на этот раз?
Но Немец не спешил переходить к главному. Положил ногу на ногу, еще раз осмотрел кабинет.
— Тебя кризис очень затронул?
— Всех затронул, — отмахнулся хозяин. — Ты, что ли, разбогател?
— Есть такой закон физики: если в одном месте что-то убыло, в другом обязательно должно прибавиться.
— Это теория. На практике обычно случается иначе.
— Главное, проверять теорию практикой. — Наклонившись к собеседнику, Александр Фридрихович продолжил деловито:
— Послушай… Что теперь самый большой дефицит в России?
— Все дефицит, — ответил Анатолий Ильич не. задумываясь.
— Нет, не о том я… Чего людям больше всего не хватает?
— А чего?
— Денег, — хмыкнул Миллер.
— Денег не хватает всегда, — философски заметил собеседник.
— Но теперь особенно. И не хватает всем. Так вот я о чем, о теории и практике… Я свои банковские активы в России не держу. Есть другие места:
Австрия, Германия, Кипр… Швейцария, в конце концов.
— И что? — вяло поинтересовался Анатолий Ильич, силясь понять, к чему это Немец завел беседу о своих капиталах.
— Но теперь, мне кажется, наступило время переводить деньги сюда… То, что в дефиците, — самый ходовой товар, истина общеизвестная.
— Через биржи и банки собрался прокрутить? Еще один кризис устроить? — догадался Серебрянский.
— Ну, устроить подобие семнадцатого августа не в моих силах. А вот повторить «черный вторник» двухгодичной давности вполне.
— Чем я могу тебе помочь?
— Человек один мешает.
— Кто, если не секрет?
— Будь это секретом, я бы с тобой не беседовал, Анатолий Ильич. Есть такой кавказский господин, Амиран Габуния. То ли «вор в законе», то ли не вор, я в этих тонкостях не разбираюсь и разбираться не желаю. Вроде сидел несколько раз. У него тоже много денег, правда не своих. Но кроме того, связи в Минфине, Центробанке и так далее. И голова работает, как компьютер. Идеи у нас одни и те же, знаю точно…
— Выходит, конкурент твой? — Серебрянский поднял взгляд на Немца.
— Считай, да. Понимаешь, афера гениальная, так подняться один раз в десять лет случается. Тут важно, кто первый успеет. А шашлычник этот — хитрожопый до ужаса. Месяц назад собрались мы как-то в сауне, расслабиться, о делах наших поговорить. И что ты думаешь? Выдает мне: мол, Лебедевского не тот «Черный трибунал» завалил, а кто-то другой, кто под него работает.
Представляешь, умник какой?
Коротко пересказав собеседнику монолог Габунии и его вывод о «двойном стандарте», Миллер резюмировал:
— Хитрая сволочь!.. Если такого человека в живых оставить, многое натворить может.
— Срок? Место? Способ? — спокойно поинтересовался Серебрянский, будто бы речь шла не об убийстве человека, а о загородной прогулке.
— Послезавтра у меня с ним деловое свидание в ресторане «Саппоро», это на Пресне. Будем вдвоем, к семи вечера.
— Знаю такой ресторан, — кивнул Анатолий Ильич.
— Что касается способа… Хозяин — барин: оставляю на твое мудрое усмотрение.
— Обозначим опять как «Черный трибунал»? — Нехорошая усмешка скривила губы хозяина.
— Естественно!..
— Можно сработать, как они, под несчастный случай… Ничуть не хуже.
— А вот этого не надо, — серьезно возразил Немец.
— Почему?
— Во-первых, любой террор эффективен лишь тогда, когда он публичен.
— Так что — стрелять, машину взрывать?
— Да.
— Менты понаедут, уголовное дело возбудят…
— Пусть возбуждают, — разрешил Миллер.
— А во-вторых?
— Во-вторых, дорогой Анатолий Ильич, неплохо было бы изобразить покушение и на меня. Нескольких выстрелов поверх головы будет достаточно. Чем проще методы инсценировки, тем доходчивей эффект. — Последние слова прозвучали уверенно и веско как будто. Немец заговорил афоризмами.
Серебрянский согласно кивнул:
— Для правдоподобия, что ли?
— Вот-вот. А то подозрительно получится: сидели вдвоем, а застрелили лишь одного. Ну, что скажешь?
