всклокочены, взгляд наполнен лихорадочным блеском. Сейчас Ферхойтен совершенно не походил на того куртуазного джентльмена, который утром развлекал Мэгги лекциями о живописи.
— Свет никудышный… — пробормотал он, кивнув на лампочку, свисавшую в комнате с потолка. — Но я не вытерпел, начал… Оттенки беру почти наугад, тем более что они тут — не главное…
На большом холсте просматривались очертания города. Над крышами вместо туч были рассыпаны звёзды — и светились обе луны, от которых расходились лучи, подчёркнуто грубые, словно шрамы. Лучи эти тянулись друг к другу и, как почудилось, тревожно вибрировали.
— Подумал, что должно быть вот так. Наитие… — сказал Ферхойтен. — Две луны рядом, хотя обычно они друг друга не видят…
— Мне нравится, — искренне сказал я. — Да, на первый взгляд — немного топорно, но если всмотришься, то чувствуется какая-то сила. Даже немного завидно. Вот с этим действительно можно и на Салон.
— Спасибо, Эрик… Завтра — последний день, когда они принимают работы, ты не забыл? Я надеюсь успеть…
— А я, кажется, пролетаю. Ни одной толковой идеи так и не появилось.
— Жаль. Ты был бы интересным соперником.
— Ладно, работай дальше. Не хочу тебя отвлекать.
Я вышел на лестницу, присел на ступеньки. Невесело усмехнулся, вспомнив, что позавчера вот так же сидела Мэгги, а я на неё наткнулся. Она, правда, была под «волчком», а у меня сейчас — всего лишь бутылка с пойлом…
Свернув пробку, я сделал три огромных глотка. Закашлялся, с трудом отдышался. Ром был ядрёный, сивушно-мерзкий, зато по мозгам лупил со всего размаху. Что мне и требовалось в данный момент.
Мне было муторно и обидно. Девчонка, с которой я так возился, сбежала, едва только оклемалась и стала похожа на человека. На выставку мне нечего предложить, упущен отличный шанс показать себя. Я интересен только откровенным бандитам с их бредовым заданием…
Не знаю, сколько я просидел вот так, отхлёбывая из горлышка. Очнулся, когда обнаружил вдруг, что бутылка уже пуста. С недоумением уставился на неё, встряхнул для верности, но увы — не единой капли в ней не осталось.
Я кое-как поднялся. Меня шатало, лестница норовила выскочить из-под ног. Держась за стены, я выбрался на улицу. Добрёл до своего дома и, вцепившись в перила, стал карабкаться по ступенькам наверх.
Навстречу кто-то спускался. Я поднял голову и с натугой сфокусировал взгляд. Пробормотал:
— Броуди? Ха… Какая встреча…
— Мне некогда, пропусти.
Брезгливо поморщившись, он хотел обогнуть меня, но я не позволил:
— Стоп… Не хами… Чего тут забыл?
— Заходил к твоему соседу. Отдал двадцатку, которую занимал. И вообще, тебя это не касается, дай пройти…
— Двадцатку? Мне бы твои заботы… Ну, ничего, разгребу дерьмо… Десятая миля… Сделаю — и в расчёте… Вот так-то, Броуди… Понял? Теперь вали…
Протиснувшись-таки мимо меня, он торопливо сбежал по лестнице. Я же доковылял до своей двери. Сознание уже гасло, остались только инстинкты. Ввалившись в комнату, я упал на кровать, и тёмная муть беспамятства захлестнула меня, утащила в свой душный омут.
На следующий день я проснулся после полудня.
Навалилось похмелье — меня подташнивало, во рту была противная сухость, а голова кружилась от любого телодвижения. Впрочем, могло быть хуже. Мне повезло, что удалось нормально проспаться.
Я долго пил из-под крана воду. Потом облился до пояса, доел остатки окорока и сыра — и наконец почувствовал себя сносно. Воспоминания о событиях минувшего вечера восстанавливались урывками, по частям.
О Крисе с его заказом не хотелось и думать, о Мэгги — тоже. Шевельнулось разве что любопытство насчёт того, успел ли Ферхойтен закончить свою работу. Картина действительно была неплоха, и он продвинулся в своих поисках дальше, чем я — в своих. Но и он что-то упускал…
Воздух у меня в комнате был тяжёлый и спёртый. Хотелось свежести, и я распахнул оконную створку. По стеклу скользнул жёлтый блик, бесформенный и размытый; миг спустя он пропал из вида. Я выглянул на улицу. Там проезжал какой-то автомобиль; несмотря на дневное время, фары у него были включены, разгоняя морось. Их мимолётный отсвет и лёг сейчас на моё стекло.
Машина свернула за угол, однако этот случайный блик застрял почему-то в памяти. Или не столько даже он сам, сколько впечатление от него, продлившееся долю секунды…
Я застыл у окна.
Мне удалось ухватить ту мысль, которая ускользала все эти дни.
Она была предельна проста — но при этом диаметрально меняла ракурс моего восприятия.
Я метнулся к мольберту.
Нет, я не собирался изображать на холсте свет фар, увиденный только что. Он не был моим сюжетом — но дал подсказку, которой мне не хватало.
Теперь я понял, в чём состояла моя ошибка.
И знал, какую картину я напишу.
Схватив кисть, я атаковал холст. Мазки ложились быстро, но верно. Они были жирными и размашистыми, я не пытался их сгладить. Я ни на секунду не отвлекался от полотна. Мне не нужна была натура перед глазами — всё, что необходимо, содержалось у меня в памяти. Требовалось только извлечь оттуда нужное ощущение.
Картина наполнялась деталями. Пространство вокруг вибрировало в такт движениям кисти. Я потерял счёт времени. Это напоминало транс. Мне мерещилось, что рядом со мной дрейфуют изогнутые тонкие линии. Что-то в них было от карандашных штрихов. Но постепенно они менялись — их пропитывал свет, растворённый в воздухе. Штрихи тянулись к холсту и смешивались с теми мазками краски, что я нанёс.
Я пришёл в себя, когда сумерки просочились в окно.
Аккуратно положил кисть и отступил от мольберта.
Волнения я не чувствовал — только опустошённость. Все накопленные эмоции выплеснулись на холст.
Картина была готова — и она была хороша. Такого не делал прежде никто, хотя идея лежала вроде бы на поверхности. Жаль только, что я опоздал на выставку. День подошёл к концу, приём работ завершился. Но даже эта мысль была вялая, отстранённая — работа вымотала меня слишком сильно.
Хотелось есть. Собрав остатки наличности, я наведался в булочную. На улице вновь столкнулся с Ферхойтеном. Он куда-то спешил, но я всё-таки успел похвастаться своим достижением — хоть и сумбурно, без конкретных деталей.
Вернулся в квартиру, перекусил — и меня сморил сон.
Проснувшись на следующее утро, я почувствовал прилив бодрости. Подумал — а может, ещё остаётся шанс попасть на Салон? Ну да, вчера не успел, так вышло. Но попробовать надо — вдруг, увидев картину, разрешат-таки поучаствовать?
Дождь за
