На краю бассейна он обернулся стрекозой и кинулся в воду. Крылья рассекли поверхность голубого зеркала. Стрекозы слыли искусными охотниками, и предки Бритца, должно быть, ныряли так за головастиками. Четыре крыла, как драгоценные витражи, расправились и заскользили под слоем воды, словно под огромным увеличительным стеклом. Проплывая над янтарно-красным дном пещеры, Кайнорт застыл на секунду. Я вспомнила его в карамели. Стрекоза поплыла глубже и скрылась в водовороте пузырьков. У дальней стены, где фонтан взлетал до потолочных арок и ронял ливень назад в бассейн, Бритц вынырнул человеком. Одежда свернулась в позвонковый чип. Эзер не смотрел вверх. Но и не красовался, переодеваясь, хотя знал, что я не выпущу врага из поля зрения. Вывод меня опечалил. Внутри и снаружи – всё в Кайнорте балансировало между слишком и недостаточно.
«…а в самый раз».
Через несколько минут он ждал у расщелины. Спрятал руки в карманах, но шесть жутких лап раскрыли объятия мне навстречу:
– Полетели спать, Ула.
Я подошла вплотную и стояла так, разглядывая мрамор на полу. Перечисляя про себя, сколько зла причинил Бритц. Пока ненависть не достигла прежней отметки, и тогда я с начисто отмытой совестью обхватила эзера за пояс и уложила голову ему на плечо. Шесть лап, как переплетения терновника, сомкнулись на моей спине. Кайнорт обратился, едва моя щека коснулась ткани его рубашки.
Уже в постели я вспомнила. В одной грустной сказке розовый куст убил птичку, которая рискнула петь в его шипах. Мне следовало помнить об этом и держаться тем дальше от зла, чем оно совершеннее.
* * *
По правилам реванша участникам разрешалось нанести броню и надеть только два орудия: по одному на лапу или в нашем случае – хвост. Причём одно орудие должно было остаться с прежнего боя. Единогласно выбрали сварку. После ужина мы устроили мозговой штурм, не знавший равных по контрпродуктивности. Пенелопа и Кайнорт заливали в себя кровь банку за банкой. Крус браковал идеи. Волкаш закатывал глаза, а я генерировала одну чушь за другой:
– Игла всё равно сломалась, так? Установим на хвост поршневую систему с капсюль-детонаторами. При каждом ударе будет бдыщ! Но формально это не выстрелы, очки не вычтут.
– Тебе легко разбрасываться чужими хвостами, Ула, – возразил Волкаш. – При каждом бдыщ я буду терять кусочек, а потом вечность куцым ходить.
– Что-то ты разбежался с вечностью, – скривился Кайнорт. – Рабы у меня долго не живут.
В полночь мы пришли к обоюдному несогласию, когда у каждого было своё категоричное «нет» на любую идею. Кайнорт взлетел на стол:
– Так, неверноподданные, минуточку внимания. На правах главного я выбираю бдыщ, который предлагает Ула. Потому что, во-первых, это круто, а во-вторых, просто в исполнении. Но я поручаю Уле доработать механизм, чтобы до конца боя не оставить скорпиона без хвоста. Хвост я ему, если что, после оторву.
– Ещё нужна новая броня, – напомнил ему Крус.
– Зачем?
– Затем, что старая ваша, которая против пушек, слишком тяжела, а ведь Хокс не оставит плазмотроны. Они запрещены правилами реванша, как и любые другие банальные пушки. Из старого она выберет циркуляры, руку дам на отсечение. А против них можно использовать лёгкий сплав с прожилками из чего-нибудь суперпрочного.
– Гексагональных алмазов! – подсказала Пенелопа.
Кайнорт спрыгнул со стола и глубоко задумался.
– Оптика из гексагональных алмазов стоит только на флагманах, а моя гломерида осталась у эквилибринта.
– Укради у Хокс. Она спасла оборудование с корабля, погибшего в Гранае.
– Ну, да, – фыркнул Бритц. – Я что, ненормальный – таскать алмазы из-под носа ть-маршала?
– Ложка, вилка, нож, армалюкс, – перечислила Пенелопа. – Что лишнее?
– Что, прости?
– Что лишнее? – повторила она.
– Вилка.
Мы с Волкашем переглянулись, а богомолы почему-то нет.
– Почему вилка-то? – удивилась я.
– Потому что всё остальное я держу в правой руке, а вилку в левой.
– Что и требовалось доказать, – довольная Пенелопа развела руками. – Ты ненормальный. И даже не в состоянии прикинуться нормальным, хоть и психолог.
– Я пошутил. На самом деле армалюкс лишний, – исправился Бритц.
– Потому что…
– …потому что он огнестрельное оружие, а вилка, ложка и нож – холодное.
– Не-а.
– Ладно. Утром будут вам алмазы.
Признаться, вне карцера Кайнорт действительно приносил пользу. Утром кристаллы были у нас. Да ещё он выбил лучшее время для тренировки на арене. Зрители начали подтягиваться задолго до начала. Солдаты пришли в приподнятом настроении: назавтра их ждала дорога домой, а ночью – отвальная вечеринка за счёт Альды Хокс.
В реванше очков не начисляли. Бой заканчивался, когда шиборг оказывался за бортом или погибал. В исключительном случае владелец шиборга мог прекратить бой, нажав кнопку, но тогда признавал за собой проигрыш. Перед самым началом Кайнорт отвёл Ёрля в сторону и о чём-то с ним шептался.
– …видел, как с гломериды Хокс снимали гравинады, когда уходил с алмазами.
– Я думаю, совпадение, – сомневался Ёж. – Но если нет, это очень, очень плохо.
Крус угадал с циркулярами. Но не с их количеством. Полосатая Стерва элегантно обошла правило одного оружия на лапу: просто навесила в ряд четыре пилы. Замардино первым бросился в атаку и перехватил удар хвоста Волкаша. Циркуляры взвизгнули. Скорпион напрягся, наклоняя иглу в противовес циркулярам. Он поджёг пауку спину взрывным ударом поршня. Переделкой капсюля мне удалось отсрочить детонацию, и хвост не пострадал. Замардино ответил второй лапой: касание было слабым, но на панцире Волкаша появилась вмятина.
– Он использует усиление, – догадалась Пенелопа. – Только не пойму, что за орудие такое?
Волкаш поджёг панцирь Замардино ещё в двух местах. Взрывы раскололи броню, огонь начал забираться на хитин, и Лео подпрыгнул. Высоко над ареной он сложил ноги и превратился в шар! Броня-трансформер окутала паука, крепко запечатывая. Замардино упал на скорпиона, скатился по его спине и ударил снова. Новая вмятина, глубже прежней, поразила Волкаша.
– Завари его прямо в шаре! – приказал Кайнорт.
Но скорпион уже не успел. Паук развернулся, встал на лапы и взвёл циркуляры. Пилы визжали, проваливаясь в броню Волкаша, как в масло. Но вздрогнули, меняя октаву. Сразу две наткнулись на алмазную жилку, крутанулись в обратную сторону – и отскочили назад.
Одна пила раскололась. Другая сорвалась и в мгновение ока отрезала Замардино лапу! Тот покатился, подбирая уцелевшие ноги, и опять закрылся в шар.
– Сейчас! – напомнил Бритц.
Пока Замардино катался от боли, Волкаш, не теряя времени, заварил его броню по швам слева. Паук не смог раскрыться полностью и заковылял, как рак-отшельник. Боком, на треть в тяжёлой раковине. Теперь он использовал её, как щит. Но прыгать уже не мог и ничего не видел слева. Пропускал удары хвоста и горел уже целиком. Волкаш начал оттеснять его к краю арены.
