или как-нибудь притеснять?
– Нет, зачем же? – спросил Владимир в ответ. – От её ухода хуже не стало. Скорее наоборот, она хорошо послужила и, наверное, продолжает служить Евгению. Так или иначе, она работает на страну. Верно?
– Работает, – я как-то недобро покосился на Владимира. – А вы? Почему вы нас бросили?
– Я не бросал вас, – ответил Владимир. – Не хотел бросать. Но Пенутрий принудил меня отойти от дел, ибо хотел, чтобы среди вас появился тот, кто сможет, видимо, исполнить его план.
Владимир вздохнул, хотя этот вздох был похож скорее на озлобленный рык.
– Неприятно быть работником бесконечного театра, – сказал он. – Твоя жизнь, график, роль зависят не от тебя, а от постановщика. Захотел постановщик – ты будешь играть главную роль. Захотел – будешь отстранён, пусть и на время. Высшие существа раньше имели смысл жизни в вечной войне друг с другом, ставшей эдаким соревнованием. Роботы сражаются, ты ими командуешь, как в шахматах. Когда Пенутрию надоела междоусобица, он захотел взять под контроль войны смертных. Придумал Порядок и Упадок и…
Владимир жестом показал «и так далее» – покрутил кистью с вытянутым указательным пальцем.
– Вы уходите от темы, Владимир, – сказал я, чувствуя, что дракон, желая утолить «голод молчания» (это я таким образом решил назвать ситуацию, когда вечное высшее существо начинает много рассказывать смертному вроде меня), заворачивает не туда. – Вы хотели что-то обсудить.
– Именно, Виталий Александрович, – сказал Владимир и опустил голову ещё ниже. – Я прямо сейчас ощущаю взгляд нескольких пар глаз: Сергея Казимировича и Анугиразуса, что смотрят от вашего лица, и Пенутрия, что глядит отовсюду. Мы сейчас в центре внимания…
На мгновение я и правда почувствовал чужие живые нити, ухватывающие каждую секунду нашего разговора, будто записывающие его. Хотелось нахмуриться, прогнать их, но, похоже, нельзя.
– Как бы мне ни хотелось не объединяться с Евгением, – продолжал Владимир, – объединиться придётся. Просто потому что это часть сценария. Проследуем же ему, Виталий Александрович.
– Тогда не совсем понятно, в чём смысл был мне лететь к вам, тут собираться всем кагалом да толочь воду в ступе? – спросил я. – Почему бы просто телеграмму не послать?
Я нутром почувствовал возмущение Сергея Казимировича, эхом отозвавшееся в моей голове фразой: «Держи себя в руках!». Владимир посмотрел по сторонам, будто рассчитывал увидеть кого-то постороннего, а затем посмотрел на меня, наклонив голову набок, и сказал:
– Виталий Александрович, всё происходящее – театральная постановка. Наши переговоры, насколько бы нелогичными они ни были, нужны для хроники, которую ведут в реальном времени. Не удивлюсь, если за тобой следили ещё со времени твоей службы. Может, ещё даже с момента рождения. У тебя очень говорящая фамилия, смысл которой донести до разных языков не так уж и сложно. Слово «чудо» есть в каждом.
– Странновато себя ощущать одним из центральных героев «произведения», в котором невольно участвуешь, – сказал я, почувствовав нечто странное на душе. – Как будто ты лишь марионетка в чужих руках. У меня уже не получится соскочить. Ни у кого не получится.
– Это так, – Владимир кивнул. – Поэтому давай лучше исполним свою роль. Я надеюсь, что ты не погибнешь. Останешься в живых – заслужишь место в моей Аллее Героев.
– А если погибну? – спросил я из интереса.
– Погибнешь, исполнив долг, значит заслужишь посмертно, – ответил Владимир как ни в чём не бывало. – Так или иначе, ты уничтожишь врага России. Могущественного врага.
– Чудно, если так, – я вновь покосился на Владимира. – И всё же, какое вам дело до России? Я могу понять чувства Евгения к моей стране, но ваши – нет. Про вас я совсем мало знаю.
– Коль уж назвался русским драконом, буду добр таковым являться, – Владимир улыбнулся, обнажив острые зубы. – Евгения заставил полюбить Россию сон на русском языке, ваша самобытность, ваша история. Меня же – даже не знаю. Может быть, любовь Владислава Трофимовича к моей посланнице Зинаиде. Только вы умеете любить так, как любил её он. Меня вдохновила эта… Синергия Дракона и Человека, насколько прекрасно одно сочетается с другим. Моё покровительство над вашей страной было подобно этой синергии, где Россия – олицетворение человеческого, а моя семья – драконьего. Твоя жена, к слову, это подтверждает.
– В каком смысле? – спросил я.
– Евгений умело совместил в ней человеческое и драконье начало, создав совершенно уникальную единицу, – ответил Владимир. – В ней заложен большой потенциал, который, быть может, когда-то видоизменит страну…
«Очередной видоизменяльщик нашёлся, – буркнул Сергей Казимирович в моей голове. – Слушай внимательно его, сынок, вдруг в недобрых намерениях проговорится?»
«Слушаю, слушаю, – сказал я. – Мне тоже эти его мысли не очень нравятся».
– С другой стороны, это решать вам, а не нам, – продолжил Владимир. – Мы лишь иногда ставим эксперименты. Светлане Сергеевне повезло дважды оказаться под нашим взором: один раз в качестве возвращённой души, а второй – в виде первого получеловека-полудракона.
В глазах Владимира загорелся огонёк, какой загорается в глазах учёного, которому в голову ударила чудесная идея и с каким он кричит «Эврика!».
– Довольно экспериментов, – сказал я строго. – Как только всё закончится, я вернусь обратно домой и хочу прожить жизнь, как законопослушный гражданин. Вместе со Светой.
– Да будет так, – сказал Владимир. – Давайте подпишем бумаги, Виталий Александрович.
«…Ох уж этот моветон в исполнении высокотехнологичных высших существ…»
***
По выходе из Форума меня встретил Сергей Казимирович. Он был в хорошем расположении духа и повёл меня в сторону большого кирпичного особняка, стоявшего не очень далеко от Форума и резиденции Владимира. Обросший декоративными растениями, окружённый шепчущим садом, он смотрелся как старинный (века эдак девятнадцатого или начала двадцатого) дом знатного человека, любившего пространство и спокойствие.
«…К слову, старинный архитектурный стиль был применим лишь для жилья, но отнюдь не для заводов и фабрик. Уж там всё было очень и очень технологично, без изысков, бумажной волокиты и почтовых голубей…»
– Пару деньков нам тут дадут пожить, – сказал Сергей Казимирович. – Комнат тут много, расселимся как-нибудь. А потом отправимся