Еще в раннем детстве Шеветта научилась отключать внимание, чтобы не слушать материнских нотаций, сейчас она сделала то же самое. Интересно, о чем это они на кухне перешептываются? Не иначе что-то задумали.
Большая синеватая муха взлетела с одной из резных полочек, описала по комнате круг и уселась на телевизор. Вялая она какая-то, сонная, тоже небось страдает от холода, ну как же можно врубать кондиционер на такую температуру?
Да нет, сказала себе Шеветта, и ничего я в него не втюрилась, просто он диво как похорошел, когда умылся, побрился, достал из своей дурацкой сумки все чистое и переоделся. И ведь что интересно, одежда оказалась точь-в-точь такая же, как и раньше. Может, он никогда другой и не носил. А вот задница у него ничего себе, аккуратная. Вот и Саблеттовой матери тоже понравился, ну прямо, говорит, как молодой Томми Ли Джонс. А может, и не в этом даже дело, а в том, что он вроде хочет устроить Лоуэллу веселую жизнь, только вот как у него это выйдет? Совсем недавно Шеветта считала, что все еще любит Лоуэлла или что-то в этом роде, а теперь вдруг выяснилось, что нет. Вот если бы не «плясун» этот проклятый, тогда бы еще неизвестно. А этот-то, и вспомнить страшно, в какого буйного психа превратила его одна ложка этой дури. Она спросила тогда у Райделла, может, он и вообще от такой дозы сдохнет, а Райделл сказал: нет, маловато, попсихует-попсихует и очухается, но вот ломка будет такая, что не позавидуешь. Еще она спросила, почему это Лавлесс лупил себя по яйцам, и тут Райделл почесал в затылке и сказал, что точно не знает, но это что-то такое с нервной системой, что эта дурь вызывает приапизм – так, по крайней мере, говорят. Тогда она спросила, а что такое приапизм. Ну, сказал Райделл, это ну вроде когда мужчина перевозбужден. Она никогда о таком не слыхала, но ведь точно, все сходилось, вот, значит, почему у Лоуэлла иногда бывало, что встанет колом и ни в какую, не опадает, и все тут. Оно бы вроде и ничего и даже хорошо, но только Лоуэлл в таких случаях зверел, и все кончалось тем, что все у нее насквозь болело, а он еще крыл ее последними словами прямо на глазах этих парней, с которыми он тусовался, вроде того же Коудса. Ладно, пусть Райделл делает с этим типом все, что хочет, беспокоиться нужно о Скиннере, жив ли старик, кто за ним ухаживает. Она не звонила больше Фонтейну, боялась и, когда Райделл куда-нибудь звонил, тоже боялась, а вдруг звонок перехватят, узнают откуда. А с велосипедом и вообще хоть плачь, ведь точно сделали ему ноги, точно, даже проверять не стоит. Гибель Сэмми и пропажа велосипеда огорчали Шеветту примерно в одинаковой степени, хотя она никогда бы себе в этом не призналась. А тут еще Райделл говорит, что и Найджела вроде бы ранили, а может, и убили…
– И тогда Гэри Андервуд вываливается из окна и попадает прямо на забор – ну, знаешь, такой, с шипами наверху…
– Слышь, мама, – укоризненно сказал Саблетт, – ты же совсем замучила Шеветту.
– Я просто пересказываю ей «Полостную операцию». – Миссис Саблетт обиженно замолчала и сдернула со лба окончательно высохшую тряпку.
– Тысяча девятьсот девяносто шестой, – машинально отрапортовал Саблетт. – Прости, мама, но она нам нужна, дело есть небольшое.
– Только знаешь, Берри, – сказал он, пройдя следом за Шеветтой на кухню, – не стоило бы ей выходить наружу, а уж днем и тем более.
Шеветта взглянула на свое запястье. Узкий синеватый стальной ободок – не знаешь, так можно подумать, что это и вправду браслет, для красоты. Слава еще богу, что второго нет – Райделл разжился по дороге керамической ножовкой и перепилил цепочку под корень. Два часа работы, без обеда и перекуров.
А сейчас Райделл сидел за кухонным столиком – и упорно стоял на своем.
– Ты, Саблетт, не можешь выйти наружу из-за своего апостатства. А я не хочу идти в одиночку. Ну представь себе, надел я эту штуку на голову, ничего вокруг не вижу и не слышу, а тут вдруг появляются его родители. Или он сам подслушает.
– Слушай, Берри, – взмолился Саблетт, – да позвони ты им по нормальному телефону.
– Рад бы, да не могу, – развел руками Райделл. – Они этого не любят. Он сказал, что, если связаться с ними по этой ВР-штуке, они хотя бы выслушают меня, а иначе – никак.
– Да о чем это вы? – не выдержала наконец Шеветта.
– У одного из Саблеттовых приятелей есть аппарат с наглазниками.
– У Бадди, – кивнул Саблетт.
– Бадди?
– Ну да, Бадди, звать его так[43], – пояснил Саблетт. – Только эта штука считается вроде как богохульством, нарушением церковных законов. Преподобному Фаллону было откровение, что виртуальная реальность – от дьявола, ведь если ею увлечешься, так потом телевизор меньше смотришь.
– Но сам-то ты этому не веришь, – заметил Райделл.
– Бадди тоже не верит, – вздохнул Саблетт. – Только если папаша узнает про наглазники, он открутит ему голову.
– Так ты позвони ему, – сказал Райделл, – и все объясни. Две сотни наличкой плюс стоимость связи.
– Но ведь тогда ее люди увидят. – Саблетт покосился на Шеветту, залился густой краской и торопливо отвел глаза.
– Это в каком же смысле они меня «увидят»?
– Да вот прическа у тебя… – окончательно смутился Саблетт. – Необычная. Они же в обморок все попадают.
– Вот две сотни, как я и обещал, – сказал Райделл. – И когда, говоришь, вернется твой отец?
– Часа через два, не раньше. – Бадди осторожно, словно боясь обжечься, взял протянутые Райделлом деньги. – Там сейчас заливают фундамент под топливные элементы, церковный вертолет уже вылетел за ними в Финикс. – Круглые, как пуговицы, глаза воровато стрельнули в сторону Шеветты.
Соломенная шляпка с широкими мягкими полями, купленная миссис Саблетт в каком-то незапамятном году, плюс огромные солнечные очки с широкой лимонно-желтой оправой – в этом наряде Шеветта чувствовала себя пугалом огородным. Она ободряюще улыбнулась мальчику, чем смутила его еще больше.
– А вы оба друзья Джоэля?
Сквозь короткую, почти под корень, стрижку любителя виртуальной реальности просвечивала розовая кожа, его верхнюю губу оттопыривала металлическая скобка для выправления зубов, по тонкой цыплячьей шейке нервно прыгал огромный, чуть не в кулак размером, кадык.
– Из самого Лос-Анджелеса?
– Да, – кивнул Райделл.
– Я… я т-тоже хочу т-туда уехать.
– Молодец. – Райделл потрепал его по плечу. – Верной идешь дорогой. Так вот, ты подожди снаружи, а если кто-нибудь появится – ты ей сразу свистни, Шеветте.
Бадди послушно вышел
