прочла имена семьи, выбросившей его, – семьи, о которой он не хотел говорить, – но, изучив семейные связи, она ощутила опустошение.
Никаких данных о магии. Ни приблизительных цифр, ни обозначений школ.
Она откинулась на спинку стула, сбитая с толку. Если не Мерритт, тогда что…
Так давайте-ка я вам помогу с этой праведной тирадой, а? Я еще и бастард! Безработный, озабоченный, лишенный магии бастард.
«Бастард», – повторила она, и в этот раз ей стало еще больнее от его слов, его самоуничижительный гнев вышел в ее памяти на передний план, все еще свежий, все еще жгучий. Если Мерритт и правда бастард, тогда его семейное дерево будет неправильным…
Хюльда замерла. Она ведь еще не разобрала вещи. Сунув руку вниз, она стала рыться в своей большой сумке, пока не нашла БИХОКовское досье на Уимбрел Хаус. Досье, в котором был короткий список прежних жильцов.
Она разложила его на столе. Нашла имя прошлого владельца, Аниты Николс – бабушки Мерритта по матери, если она правильно помнила. Она, очевидно, выиграла дом и землю в какой-то азартной игре у мистера Нельсона Сатклиффа, который унаследовал его от отца. Который получил его от своего брата. Ни один из них там не жил.
Хюльда опрокинула стул, спеша к полкам, достала досье на Манселей и вернулась к столу. Разложила его поверх досье Фернсби. Нашла Горация и Эвелин, их дочерей – сестер Оуэйна. Она проследила за их линией до…
Вот! По линии Крисли была некая Мэри Мансель, которая вышла за Джонсона, а их третья дочь вышла за Сатклиффа! Семьи были связаны!
Она прикусила губу. Задумалась. Схватила фонарь и пошла наверх.
– Мистер Гиффорд, – сказала она измученному клерку, – есть ли способ отследить генеалогические связи по местности?
– Эм. Да, есть… Прошу. – Он выровнял стопку бумаг и отвел ее назад в темноту, взяв себе другой фонарь. Он повел ее глубже в подвал, к другим стеллажам. – Вот эти – по местности. Вы знаете, что ищете?
Хюльда щелкнула пальцами, пытаясь вспомнить. Место рождения Мерритта не было указано в досье на Уимбрел Хаус, но мистер Портендорфер его упоминал.
– Нью-Йорк. Нью-Йорк… Корова, нет, не то. Что-то про скот…
– Кэттлкорн?[19] – предположил мистер Гиффорд.
– Да! Да, Кэттлкорн.
Он прошел мимо пары стеллажей, не спеша изучая указатели, оставив Хюльду силком усмирять беспокойные руки и ноги. Когда он наконец выдвинул одну из ячеек, Хюльда выхватила ее, бросила «спасибо» и потащила к своему столу.
Она открыла папки на самых свежих записях.
– Сатклифф, – бормотала она, водя пальцем. – Сатклифф, Сатклифф…
Сатклифф, Нельсон. Никаких обозначений магии, хотя возле имени его дедушки значилось Ох10, а у двоюродного дедушки – Об12. Вверх по линии прослеживалась целая россыпь других меток.
Значит, Нельсон Сатклифф проживал в Кэттлкорне и обладал теми магическими метками, которые искала Хюльда… Если этот человек – биологический отец Мерритта, тогда это и правда Мерритт порождал те чары. Должно быть, он использовал магию общения, чтобы найти ее в ночь нападения! Она рассмеялась, не в силах поверить в это. Все это время Мерритт сам добавлял чар…
И он не знал. Он не знал…
– О боже. – Она выудила свой камень общения.
– Мисс Ларкин?
Она подскочила.
– Ой, мистер Гиффорд. Я и забыла, что вы здесь.
Он посмотрел на тот беспорядок, что она устроила на столе.
– Вам помочь разобраться с чем-нибудь?
– Я… Нет. Но мне понадобится сделать несколько копий. Пожалуйста.
Он кивнул.
– Я принесу вам карандаш и бумагу.
Она подождала, пока он сам и его фонарь не скроются на лестнице, и активировала селенит.
– Мерритт? – сказала она. – Мерритт, я нашла кое-что очень важное.
Она замолчала, камень казался ей очень тяжелым. Если все это – правда… Мерритт был родственником Оуэйна. Она вот-вот прочертит эту линию.
Нет ответа.
– Мерритт, это Хюльда. Я знаю, что вы злитесь, но мне нужно с вами поговорить! Это касается дома. И Оуэйна, и вас.
Нет ответа.
– Вот нахал, – пробормотала она. Она сделает копии и попытается еще раз. Если он все равно не ответит, что ж… она сама вернется на остров Блаугдон и заставит его.
Уж во всяком случае, разминка ей не помешает.
* * *
Мерритт сидел в столовой, во главе стола, комната была тускло освещена расставленными тут и там свечами, ставни закрыты, чтобы не впускать в дом сумерки. Он сидел на стуле, ссутулившись, и безвольно подпирал лоб ладонью. Оба локтя лежали на столе, но это его дом. Может класть локти куда пожелает.
Он чувствовал, что Бет и Батист смотрят на него, а сам протыкал и протыкал горошину вилкой, снова и снова, пока она не стала напоминать вынутую из раковины устрицу, потом перешел к изувечиванию следующей. Он так и не смог уснуть. Тело казалось тяжелым, но пустым, в голове туман, внутренности онемели. Но онемение – это хорошо. Он очень старался ни о чем не думать, потому что мысли нарушали его апатию. К тому же он очень устал думать. Может, если он больше никогда не станет спать, он и думать не сможет. Неплохо ведь?
Он начинал сожалеть, что в доме не было алкоголя.
Бет пробормотала:
– Я заберу вашу тарелку.
Мерритт поднял голову, хотя она обращалась к Батисту. Они оба уже доели свой ужин. А еда Мерритта остывала и погибала медленной и мучительной смертью от ударов серебряных вил.
Вздохнув, он отложил свое оружие.
– Простите, Батист. Вы не виноваты. Если честно, мясной пирог – моя любимая еда.
Батист нахмурился:
– Знаю.
Мерритт немного оживился.
– Правда? – Он не помнил, чтобы говорил об этом.
Повар неловко посмотрел на Бет.
– Э-э… Меню – это дело миссис Ларкин. Она выбрала.
Мерритт поник.
– О, – вот вам и вся апатия. Винт горечи начал закручиваться вверх, к груди. Он уставился на золотисто-коричневую корочку, что лежала перед ним. Подобрал вилку и напал на нее, но не смог заставить себя поесть.
Может, завтра Батист приготовит суп, чтобы Мерритт мог в нем утопиться. Хотя ему действительно нужно что-то съесть. Ему станет только хуже, если он этого не сделает. Поднеся крохотный кусочек ко рту, он пожевал, едва отмечая вкус.
Вытирая руки о фартук, Бет сказала:
– У меня есть ромашковый чай, если хотите.
А, ромашка. Успокаивающая, сонная ромашка.
– Заварите как можно крепче, пожалуйста. Спасибо.
Бет кивнула и пошла в сторону кухни, но внезапно остановилась, сделав всего три шага. Повернулась обратно, к Мерритту – нет, к окну.
Мерритт сел прямо.
– В чем дело?
Бет сжала губы.
– Я что-то чувствую. Что-то плохое…
Стекло
