какой-то марш. На вопросы зевак о том, чем таким они заняты, добровольцы отвечали, что вода идет на хлебное производство, открытое на бывшей фабрике Памперса после того, как оттуда вынесли тело главного коммунистического вождя. Многие прохожие не только одобряли предприятие, но и даже предлагали свою помощь.
***
— Отмякает, — констатировал Заборский, ощупывая Вождя. — Ноги ничего, а вот голова еще твердая. Да и вода тут уже ледяная! А-ну, переложим!
Тело вытащили из бадьи для молочной смеси и переложили в соседнюю, только что наполненную речной водой комнатной температуры — на этот раз вниз головой. Весь пол месильного цеха был залит, рукава коммунистов намокли. С ветхого костюмчика Вождя лилась вода. Перед размораживанием его не сняли: не из пошлой мещанской стыдливости, разумеется. Просто застывшее тело раздеть было невозможно. Даже старомодные очки примерзли к переносице руковода намертво.
К тому времени, как предводитель красностранской революции окончательно отогрелся, а ученые приступили к операции по удалению убившей его пули и починке внутренних органов, была уже глубокая ночь: часа три, а то и больше. Спать Краслену, тем не менее, не хотелось. Смотреть на операцию почему-то тоже: от зрелища вокрешаемого Вождя пролетарий почему-то волновался так, что голова начинала болеть. Пришлось уйти в другое место. Возбужденный, он ходил туда-сюда по цеху заморозки и напоминал собой отца, ожидающего чуда за воротами роддома. Джессика тоже не могла усидеть на месте: поглядев на работу ученых, спешила рассказать о ней Кирпичникову, а, оказавшись возле него, сгорала от нетерпения снова пойти в цех, где проходило оживление. Он стрался успокоить ее, она — его. Чем дальше, тем сильнее волновались они оба.
На рассвете, в шесть утра, загрохотало: красностранские танки и цеппелины пошли в атаку. При звуках боя Краслен испытал не страх, а подобие облегчения. Теперь, когда свои уже здесь, можно не бояться бомбардировок и сдачи города! Подойдя к окну, пролетарий невольно залюбовался: яркие, длинные, ветвистые молнии одна за другой озаряли небо над Манитауном, и конца им не было видно. Это новое оружие завода "Теслэнерго" наконец пустили в ход.
За грохотом разрывов Кирпичников не расслышал шагов Джессики. Отвернувшись от окна и увидев перед собой негритянку, он вздрогнул от неожиданности.
— Идем! — сказала та. — Они уже ввели оживин и делают искусственное дыхание. Этого нельзя пропустить!
Молодые люди бросились в месильный. Здесь, похоже, собрались все коммунисты и сочувствующие Манитуана: толпа, в который смешались белые и цветные, люди с ведрами и люди с кастрюлями, была еще плотнее, чем на встрече заключенных в доме Паттерсона. "Позвольте… Извините… Разрешите…" — бормотал Краслен, пытаясь пробраться если не вперед, то хотя бы в такое место, откуда что-нибудь можно увидеть. Узнав героя, массы расступились.
Юбер разогнулся, Вальд убрал руки. Не веря своим глазам, коммунисты наблюдали, как грудь Вождя несколько раз сама поднялась и опустилась. Кожа порозовела, рот раскрылся…
— Доложите результаты продразверстки! — слабым голосом сказал глава рабочих.
***
Спустя час-другой, когда Вождь смог сидеть и стоять, а также понял, где находится и пожал руки всем желающим, ангеликанцы стали потихоньку расходиться: кому-то надо было отправляться на поиски еды, другие понимали, что, хоть красностранские части и под боком, хоть коммунисты и пошли на временный союз с буржуазией, многолюдные сборища, тем более, без конспирации, могут быть опасными. Джессика отправилась за пищей для Вождя, Джордан — за новой пристойной одеждой, Джулиан — за спальным мешком для воскресшего, которого решили оставить на фабрике — пока не окрепнет. С руководом остались Краслен и ученые — надо было проследить, чтобы ему не стало хуже, ввести в курс мировых событий и исполнить свое давнее желание — пообщаться с величайшим человеком.
— Так, стало быть, я пролежал мертвым двадцать три года? — удивленно спрашивал Вождь. — А кулачество уже истреблено как класс? Крестьянские массы влились в сельхозкоммуны? Страна индустриализирована? Новый быт сделался повсеместным? Что, и электричество у каждого? И женщин уважают? Все — так быстро?! Неужели я увижу это собственными глазами?!
— Как только окрепнете, сообщим об этом своим, и все вместе выберемся в Красностранию, — отвечал Заборский. — Наверняка для Вас выделят один из находящихся здесь наших самолетов.
— Наших самолетов? Что они здесь делают!?
Вождю рассказали о разгоревшейся войне, о положении в Ангелике и красностранской помощи в борьбе с фашизмом. Черные глаза руковода яростно засверкали, густая шевелюра, и без того стоявшая дыбом, едва не зашевелилась.
— В таком случае, какого черта вы предлагаете мне ехать домой!? — вскричал воскресший. — Новая империалистическая война вот-вот сделает нужду угнетенных классов невыносимой! Верхи разбежались, у низов кончается терпение, массы активизировались, революционная ситуация на носу! А вы предлагаете мне сидеть дома!?
Ученые смутились. Один лишь Краслен отреагировал на мнение Вождя незамедлительно и востореженно:
— Правильно, правильно, Лев Давыдович! Я знал, что вы так и ответите! Если решите возглавить мировую революцию — можете на меня рассчитывать! Не зря меня в честь вас назвали!
— А как вас зовут? — спросил Вождь.
— Краслен. То есть, красный ленскист!
— Вот оно как! — улыбнулся поклонник романов в стихах. — Что же, это очень лестно. А скажите-ка мне теперь: повсеместно ли наша страна радиофицирована? Завершилась ли победой война с религиозным дурманом? А грамотность, чистка зубов и прививка от оспы — всеобщие?..
Рассказ о достижениях рабочей партии прервали Джессика и Джордан. Взволнованные лица негров говорили о том, что помимо еды и костюма, они принесли с собой важные новости.
— Брюнны отброшены! — объявила негритянка.
Краслен перевел. Все захлопали.
— К сожалению, это еще не все новости на сегодня, — добавил ее брат. — Ввиду того, что угроза уличных боев отпала, начальник полиции требует сдать все оружие, включая самодельное, и разобрать баррикады.
— Это его собственное мнение? — сурово спросил Ленский.
— Думаю, нет. Указание сверху. Впрочем, министры разбежались, мэр исчез, так что теперь не разберешь, кто правит городом.
— Те же, кто и всегда, — ответил Кирпичников. — Капиталисты. Только теперь, полагаю, они это делают сами, не прикрываясь демократическим фасадом.
— Значит, они боятся народных масс, — подал голос Заборский. — И видимо, не напрасно. Забастовки не прекратились?
— По радио объявили, что забастовщиков будут судить как военных преступников, — сообщил Джо. — Войска С.С.С.М. выполнили свою задачу и уже выводятся, так что мы беззащитны перед эксплуататорами! Вот-вот снова начнутся гонения на коммунистов! Красностранская армия сбросила лапу фашизма с шеи буржуазии и ушла, а та вздохнула свободно и решила взяться за "дело"!
— Между тем, хлеба нет как не было, — добавила Джессика. — Я принесла товарищу Ленскому похлебку из корешков, которые мы выкопали на развалинах. По радио требуют снова затянуть пояса!
