какую-то бумагу. С виду обычный листок А4.
— Что это?
— А ты прочти.
Беру листок, и поворачиваю его к себе. Дыхание затрудняется, глаза расширяются, руки начинают дрожать.
"Прости. Мне срочно нужно уехать. Папа в больнице. Набери меня, когда проснёшься. Люблю тебя."
Эта она. Та записка, о которой говорила мне Наташа. Она всё-таки существовала. Но как? Где она была?
— Они нашли её под кроватью. Не знаю, каким образом догадались оставить, а не выкинуть.
— Пиздец.
Больше слов в моём словарном запасе нет. Та они и не нужны. В тот вечер, она ждала моей поддержки.
"Всё будет хорошо. А если ты забеременеешь, я готов женится."
"Что перетрахалась со всей общагой, а теперь не помнишь кто отец?! Решила на меня этого ублюдка прицепить?!'
"Не было никакой записки. Наташа, ты вообще меня за идиота держишь? Или подожди, ты опять перепутала меня с братом. Снова не на том хрене скакала?"
"Вот, возьми. У меня больше нет с собой. Но на аборт, думаю, хватит"
Сука, остановите поток эти слов. Это же мои фразы. Каждое слово. И это даже не половина всего того дерьма, что я ей наговорил.
"Пусть жалеет тот, кто отправил тебя на аборт."
Зачем?
Кто был тем человеком, что говорил всё это? И разве можно его назвать человеком? Это существо инородное. Оно не достойно ни любви, ни жалости.
Вначале я чуть не убил Наташу. Потом я убил нашего ребёнка. А теперь она замужем за другим.
У нас больше нет шансов. Ни одного.
После всех манипуляций с больницей и ментами. Я отправляюсь в собственную квартиру, чтобы тупо поспать. Я уже не могу думать о том, что натворил. Не могу слушать кассету с собственными фразами. Не могу вспоминать лицо Наташи и голос, когда она сообщала мне о беременности.
Я уже ничего не могу.
После двух дневной суеты, Никопольский всё-таки соглашается забрать своё заявление. Я следом, забираю своё.
Мне бы убить его. Может тогда стало бы хоть чуточку легче. Потому что больше мне ничего не помогает.
Я же так её люблю…
Третью неделю бухаю. Я уже прописался в клубе. Осталось ещё номер тут найти, чтобы было, где поспать. И всё. Это моя новая хата.
У меня даже на девок не стоит. Походу мой член сломался, как и я сам. Та и трахать мне никого не хочется. Мне просто хочется сдохнуть.
Вычеркнуть с памяти все события прошлого года.
А можно мне тоже в кому упасть, чтоб на хрен всё стереть. Что нужно сделать, чтобы забыть всё?
— Гордей, сколько можно пить? Ты вообще себя видел? Учебу забросил, футбол. Так недолго и с катушек слететь можно. Или ждёшь, пока отец узнает, и закроет тебя в какую-нибудь клинику?
— Матвей не тошни и так хуёво.
— Брат, прошло уже три недели, как она уехала. Оставь ты всё это. Нельзя же так издеваться над собой. Что сделано, то сделано. Надо жить дальше.
— А как жить? Я не могу без неё! Не хочу! Понимаешь? Мне нужна только она.
— Значит езжай к ней. Попробуй поговорить.
— И что я ей скажу?! Извини, что я такой козёл?!
— Ну, можешь начать с этого.
— А как же муж?!.
— Муж не стена, можно и подвинуть. Тем более, когда между вами химия.
— А чё ж сам мужа Мирославы не подвинешь?! Между вами тоже химия… Та и не могу я так… Как подумаю, что спит с ним, кровь в венах застывает. Она должна быть только моей. Я не могу её ни с кем делить.
Поднимаюсь и иду к барной стойке. Бухло, закончилось. Та и разговоры Матвея порой подбешивают. Такой, сука, умный, а сам тут до сих пор сидит. Не спешит ехать разгребать свою жизнь. В моей копается.
Я настолько свыкся с этим клубом, что хожу уже как у себя дома. И даже молодёжь меня уже не раздражает. Смотрю на них и завидую. Они могут почувствовать драйв, я же всё так же опустошен. Наташа увезла с собой моё сердце и душу.
Резко мой взгляд заостряется. Выпил я всё-таки дофига сегодня. Сначала мне кажется, что это не он. Поэтому я подхожу ближе, чтобы убедиться.
— Ты что тут, сука, делаешь? — налетаю на стол, за которым сидит Белов. — По девкам таскаешься, пока жена дома сидит?
— Любимый, что он такое несёт? Какая жена?
— Дура ты, бестолковая. Он вообще-то женат. А ты, ублюдок, я смотрю и кольцо снял?
Меня изрядно шатает. Но я всё равно пытаюсь ухватить его за футболку.
— Дорогая, успокойся. Молодой человек перепил. Я сейчас с ним отойду, и вернусь. Хорошо?
— Какой нахуй перепил? Это ты оставил дома жену, а сам вот развлекаешься. Я тебя за неё урою.
— Так это тот мажор, для которого вы устроили всё то представление?
— Катя! Помолчи, — повышает он на неё голос.
А я что-то вообще не догоняю.
— Какое ещё представление? Где Наташа?
В этот раз я чётко хватаю его за футболку, и поднимаю с дивана.
— Говори, сука! А иначе разъебашу твою физиономию до неузнаваемости.
— Пусти его придурок. Дома твоя Наташа. Не жена она ему, понятно. Пусти, сказала.
Девка налетает на меня. Прыгает. Пытается вырвать Белова с моих рук. А я нихуя не соображаю. Тупо не догоняю.
— Ладно, пусти. Я расскажу правду. Пошли, покурим.
Я его отпускаю, и мы выходим на улицу. Подкуриваю сигарету, опираюсь на своё старенькое БМВ и жду. Потому что всё равно ни хрена не понял, с того, что та девка сказала.
— Наташа позвонила в середине августа, и попросила подыграть ей. Мол, чтоб никто не доставал и не преследовал.
— А её кто-то преследовал?
— Я всего не знаю. Но той осенью, она просила меня помочь отомстить одному парню. Она там целый сценарий написала. До мелочей продумала. Но что-то случилось, и она отказалась от затеи. А потом и вовсе скрылась. Уехала к родителям. И сейчас до сих пор живёт у них.
— А парень этот кто? Я?
— Нет. Это Никопольский. Она сказала, что на вечеринке он подмешал ей наркотики. А ещё, что пытался взять силой. Она хотела его наказать. Проучить.
— Так зачем замужество? Он что её преследует до сих пор?
— Я не знаю. Серьёзно. Она попросила, я сделал. На этом всё. Извини, меня девушка ждёт. И пожалуйста, не говори ей, что это я тебе рассказал. Не хочу, чтоб обижалась. Она мне как сестра.
— Хорошо. Спасибо за правду. Ты сильно мне помог.
Сука, если Никольский до
