Войтан сохранял нейтралитет, хоть и не брезговал принимать теперь заказы на убийства. Все его жертвы были сплошь мерзавцами и клятвопреступниками, так что совесть его совсем не мучила. Еще одно яблоко, которое нужно сорвать, еще одна двуногая овца, которую необходимо забить. Он, улыбаясь самому себе, размышлял в тот момент, что при желании мог бы занять в преступной иерархии Арнарунгу достаточно высокое положение. И обеспечить себе безбедную жизнь, а со временем даже прицениться к одному из имений отца. Но такая перспектива его не прельщала. Это была тропа позора, временный отрезок в большой дороге его Судьбы, которая вела Войтана к Парапету Доблести.
Он ждал письма из Овергора и оно, наконец, пришло. Вместе с кошельком, полным золотых монет. Только письмо было не от графа Валлея, а от его покровителя герцога Эльвара. Его вместе с деньгами доставил один из людей герцога, которому было отдано приказание встретиться с Войтаном лично. Но эти подробности для себя Войтан выяснил позже, а тогда это для него была встреча с влиятельным лицом по поручению еще более влиятельного лица.
На это рандеву Войтан надел свое лучшее платье и тщательно почистил ботинки, чтобы хоть немного походить на дворянина, а не на оборванцев, среди которых прошли последние месяцы его жизни.
Встреча произошла в зале одного из лучших постоялых дворов Арнарунгу. Вестник из Овергора был одет с иголочки, тщательно причесан и вообще производил впечатление птицы высокого полета. Он обращался к Войтану «юноша», хотя был старше лет на семь-восемь максимум. Такой эпитет он избрал, очевидно, чтобы подчеркнуть собственный статус покровителя. Войтан принял правила игры и титуловал незнакомца «вашим сиятельством».
– К вашей истории, юноша, проявила участие одна персона, имеющая большой вес при королевском дворе. Очень хорошо, что вы назвали псевдоним, под которым обучались в Академии Фоллса. Иначе наша встреча могла бы и не состояться.
– Представляю, что вам обо мне наговорили, – хмыкнул Войтан.
Собеседник изогнул красиво выщипанную бровь.
– А что, вы предполагаете с их стороны желание очернить вас?
– Не совсем так. Я же отказался присягать Голубой стали на верность. Когда ты чего-то лишаешься, гораздо проще сказать, что это была безделица, чем признаться, что ты утратил нечто по-настоящему ценное.
– И какова ваша ценность в собственных глазах?
– Не буду вам врать, ваше сиятельство, что мне по силам в одиночку положить всю боевую десятку Овергора. Но даже сейчас я составлю серьезную оппозицию вашим лучшим бойцам. Я имею в виду Танцора и Слитка. Не удивляйтесь, ваша светлость, на занятиях по тактике мы изучали индивидуальные качества поединщиков вероятного противника. Со временем я могу прибавить и стать лидером. Тем более что, если мне не изменяет память, у вас сейчас нет мастеров легкого клинка.
Вельможа медленно наклонил породистую голову, как бы признавая справедливость утверждений Войтана.
– Что же, ваши слова в целом не противоречат сведениям, которые мне удалось о вас выяснить. Но вот какая штука, юноша, мы не можем прямо сейчас представить вас королю Вертрону. У нас новый Мастер войны, его кредит доверия пока не исчерпан. Если лицо, о котором я упоминал, даже при его связях, попытается вмешаться в политику Биккарта, есть вероятность, что мы встретимся с серьезным сопротивлением. А мы не ведем дел, в которых вероятность неуспеха выше, чем шансы на выигрыш.
Войтан вздохнул.
– Очень жаль, что вы не можете мне помочь. Я не горю желанием сражаться за Крайону или Меркию, но раз ничего другого не остается…
– Я этого не говорил, – быстро перебил его собеседник. – Через несколько месяцев у нас будет отличная возможность сделать вас первым рогрейном в истории Овергора. Не знаю, известно ли вам, но у нас на выданье сразу две принцессы. Младшая скорее пойдет под венец с вашим принцем Легрелланом, – на этом месте Войтан не стал вносить ясность и говорить, что Легреллан никакой не «его» принц. – А на руку старшей имеется несколько претендентов. Когда вопрос с выбором жениха счастливо разрешится, персона, которую я здесь представляю, захочет и сможет преподнести королевству дар. И этим даром станете вы, юноша. К тому времени кредит доверия Биккарта улетучится. При всей его энергии, у нас нет ни малейшего шанса выиграть следующую войну, даже если на Парапет выйдут лучшие. Это значит, что строй наших поединщиков сильно поредеет. При таких обстоятельствах дар моего господина будет выглядеть подлинным благодеянием. Вы станете рогрейном, юноша, но чуть позже.
– Хм. Значит, чтобы все сложилось, королевская дочка должна отдать свою руку человеку, которого вы здесь представляете?
– Такая проницательность делает вам честь. Только не ему самому, а его протеже.
– А если она предпочтет другого?
– Два из трех претендентов являются дружественными персонами по отношению к моему господину. О третьем можно не беспокоиться. Он не преуспеет.
На этом месте лицо собеседника залила краска. Тогда Войтан не знал, что перед ним на резном лакированном стуле восседает граф Валлей, собственной персоной. Тот, человек, к которому Войтан обращался в своем послании и один из претендентов на руку принцессы Веры.
– Спасибо за разъяснения, ваше сиятельство. Тогда я жду от вас новых известий.
Посланец Овергора небрежным жестом достал из кармана туго набитый кошелек и подкинул его ладони. Звякнули монеты. Он протянул его Войтану.
– Это поможет вам скрасить ожидание.
– Мои теперешние доходы полностью покрывают мои скромные потребности. Но я беру эти деньги в знак того, что сделка между нами заключена.
Когда они уже попрощались, собеседник Войтана вдруг задал неожиданный вопрос:
– Скажите, юноша… Предположим, что между вами и вашей целью встало препятствие в виде человека.
Войтан посмотрел прямо в глаза незнакомцу и ответил со всей твердостью:
– Если этот человек враг того, кто оказывает мне покровительство, он умрет.
– А если таковых людей окажется двое?
– Умрут двое. И пожалуйста не доводите список до четырех или пяти. Я отвечу сразу – умрут и эти тоже.
– Похвальная решимость. Что же, я узнал все, что хотел. До новых встреч, юноша. Вскоре мы дадим о себе знать.
Тогда Войтан и предположить не мог, кто станет этим самым препятствием. Но сумел догадаться, что вся беседа была составлена ради того, чтобы задать ему этот последний вопрос. Но он отнесся к такому предложению спокойно – поединщик не может бояться пролитой им крови.
