окно. Соседи не слышали никаких выстрелов, и это дало следствию возможность предположить, что использовалось оружие с глушителем.
Баглая хоронили в Москве на Ваганьковском кладбище при большом стечении народа и иномарок. Почти все столичные газеты посвятили этому событию свои материалы – от маленьких информационных заметок до пространных аналитических материалов о предстоящем новом переделе сфер влияния среди ведущих преступных группировок.
Операция у Шумилина прошла успешно, и он быстро поправился. Узнав о гибели жены, несколько месяцев сильно пил, но потом резко и окончательно отказался от алкоголя и вернулся на старое место. Восстанавливать ферму ему помогал Городок – и техникой, и рабочей силой, и кредитом. Лосев делал это не без корысти, рассчитывая, что ферма Шумилина в ближайшем будущем начнет возвращать долги натуральной продукцией. Дела самого Городка в целом шли неплохо. Почти две недели газеты со всеми подробностями описывали происшедшие здесь события, в Городке постоянно толклись корреспонденты, а также милицейские и прокурорские работники различных рангов. Скандал получился в самом деле большой, со своих постов полетело кое-какое районное начальство, но постепенно поток посетителей иссяк, шум поутих, жизнь начала возвращаться в прежнюю колею.
Поскольку производство было обеспечено контрактами года на три вперед, Лосев уже подумывал о том, чтобы начать в Городке строительство спортивного комплекса, о котором они говорили в свое время еще с Казанцевым. Не обходилось, конечно, без проблем. Грачик Делорян вновь пытался посеять большую смуту, добиваясь ключевых постов в Городке для себя и своих. Кризис был преодолен ценой немалых усилий, Делорян потерпел окончательное поражение и теперь собирался продать свой пай и покинуть Городок окончательно. Оказалось, путь отступления у него подготовлен загодя. Грачик переезжал с семьей в подмосковный Красногорск, где органично вливался в большую фирму «купи-продай», основанную его многочисленными родственниками.
Начатое с немалой помпой следствие по факту нападения банды как-то незаметно увяло. Уже более двух месяцев никого из жителей Городка прокуратура не беспокоила, и Лосева вовсе не интересовало, как там у них идут дела. Все это постепенно забывалось, уходило в дальние уголки памяти.
О Казанцеве не было вестей до сих пор. Лишь однажды кто-то из общих знакомых упомянул, что вроде бы встречал его однажды где-то в Европе – то ли в Париже, то ли в Лондоне.
Славич снова жил в своей квартире, пытаясь наладить отношения с Зоей. Это происходило очень медленно, постепенно, словно излечение от долгой тяжелой болезни, но Славич был упрям и терпелив. Впереди в конце концов была еще вся жизнь.
И уже полгода – целых полгода! – никто не трогал ни Городок, ни Лосева, ни Славича. И они начали привыкать к мысли, что жизнь состоится. И боялись привыкнуть к этой мысли окончательно.
