слов и смены темы разговора, однако сразу же снова омрачилось.
— Меня беспокоит, что рядом с тобой постоянно возникают покойники, ― заметил он. ― То убийца-бокор, то Ана дель Торо со своим Договором, то этот Карлос… как его?
— Донья Ана жива, ― укоризненно ответила Хоакина. ― И что ты хотел в месте, где все наполнено самым зловещим колдовством в мире?
Дом в Банановом тупике встретил Хоакину той же тишиной, что и прошлый раз. Только теперь в гостиной вместо доньи Аны сидел Рафаэль Эспиноса, выглядящий немного не так, как всегда. Что-то изменилось в его взгляде и выражении лица. Словно оттуда ушло все напряжение, уступив место спокойствию и даже безмятежности.
— Мама отдыхает, ― объяснил он. ― Она настояла на том, чтобы пригласить вас, однако волноваться ей нельзя. Поэтому придется довольствоваться моим обществом.
Хоакина и Фернандо, сидящие рядом на низком диване, переглянулись.
— Надеюсь, ничего серьезного? ― спросила Хоакина, невольно вспоминая замечание мужа о покойниках.
— Хотел бы я и сам это знать, ― качнул головой Эспиноса. ― В участке сидит бокор Суарес, но он тоже не знает. Даже на его веку Договор ни разу не расторгался.
— Договор доньи Аны? ― переспросила Хоакина, до которой медленно доходили последствия случившегося. ― Получается, вы теперь…
— Увы, не бессмертный, ― обезоруживающе улыбнулся Эспиноса. ― И любой, кому я не понравлюсь, может запросто разделаться со мной. ― Он покосился на Фернандо. ― Зато доктор сегодня сказал, что маму можно вылечить. Или хотя бы остановить процесс.
— Это не доктор ли Варгас? ― поинтересовался Фернандо, закидывая ногу на ногу.
— Он самый, сеньор Агилар, ― еще шире улыбнулся Эспиноса. ― Что бы он ни натворил, лучше доктора в этой части Акульего залива не отыскать.
Фернандо выдержал его прямой взгляд и невозмутимо достал сигару.
— Не буду спорить. Могу только пожелать ему удачи.
Хоакина почувствовала, что необходимо вмешаться, пока разговор не ушел в обсуждение контрабанды и Фернандо не вспылил из-за подколов явно знающего, кто виноват, инспектора.
— Я очень рада за донью Ану, ― искренне сказал она. ― Но как же вышло, что договора больше не существует?
Эспиноса перестал улыбаться, посмотрел на нее и ответил:
— Он разрушился, когда Ракель Аррохо попыталась убить меня.
Хоакина застыла, ожидая объяснений, а Фернандо отломил кончик сигары и забыл прикурить ее.
— Вы были правы, сеньора, она мертва. Теперь уже окончательно, ― голос инспектора звучал ровно и безразлично, но, похоже, вспоминать ему было тяжело. ― Ракель Аррохо вернулась в дом Габриэля в Трех пальмах. И когда я зашел туда и не пострадал от ее смертельной ловушки, набросилась на меня. Мне приходилось арестовывать колдунов вуду, мертвых бокоров никогда, но действуют они одинаково. Те, кто посильнее, всегда пытаются затянуть противника в свою колдовскую реальность, обиталище духов, как они ее называют. И если удается, жертва оттуда уже не выбирается. Вероятно, так и погиб юрист Мендисабаль. Но со мной не вышло. И этот ходячий труп попытался зарезать меня когтями, как Антонио Санчеса. Я потерял сознание, а когда очнулся, она лежала рядом, неподвижная. И запах… простите, сеньора. Как вы понимаете, ареста не случилось.
— А как вы узнали, что Договор больше не действует? ― спросила Хоакина, усилием воли отвлекаясь от ужасных картин, подбрасываемых воображением.
— Суарес сказал. Его как раз привезли с Сан-Хосе. Я не поверил, попросил меня ударить, и у него получилось без последствий. Зато мама почувствовала перемену в своем состоянии. Когда я объяснил ей, в чем дело, она сильно рассердилась и смягчилась только, когда немного утихла боль в ногах. И, не поверите, завела разговор о моей женитьбе. ― Эспиноса криво усмехнулся. ― Говорит, что если убьют меня, у нее хоть внуки останутся.
— Ее можно понять, ― вздохнула Хоакина. ― Учитывая, что она пережила.
— Как бы она не заключила новый Договор, ― сказал Фернандо, наконец-то раскурив сигару.
Эспиноса кинул на него взгляд, полный неприкрытого страха. Видимо, это ему не приходило в голову.
— Надо убрать Суареса с Коста-Лунес как можно скорее, ― пробормотал он. ― Толку с него все равно никакого.
Хоакина вспомнила Карлоса Гонсалеса и подумала, что ей необходимо увидеться с бокором до того, как его отвезут домой. Хотя была уверена, что Фернандо придет в ужас от этой затеи.
— А Габриэль? ― спросил тем временем муж. ― Он сознался?
— Когда узнал, что Ракель больше нет, зачирикал, как птица, ― кивнул Эспиноса. ― Видно, что он боялся того, во что превратилась его мать. Они действительно приехали на Коста-Лунес, чтобы получить наследство старика Марсело. Но тот не спешил, хотя сразу поверил, что Габриэль его сын. Перед тем, как сбежать, Ракель рассказала ему, что ждет ребенка, но не получила поддержки.
— Одно дело законный сын и совсем другое бастард, ― заметил Фернандо. ― К тому же дон Марсело уже выбрал наследника.
— Вот именно, ― согласился инспектор. ― Ракель рассчитывала на все состояние и пошла на большую жертву, чтобы быть рядом с сыном до его получения. После смерти она вылезла из могилы, приехала с ним сюда, а оказалось, что место занято. По словам Габриэля, его мать сильно разозлилась. К тому же, чем больше проходило времени, тем меньше она походила на живого человека, и это могло вызвать вопросы и проблемы. Старик не признал незаконнорожденного сына, но совсем с пустыми руками его не оставил. Он взял Габриэля на работу, платил больше, чем другим белым слугам, подарил ему дом, внес изменение в завещание. Деньги получала Милагрос, и их должно было хватить на всю семью и надолго. Казалось бы, они добились всего, что было возможно в их положении, даже Ракель успокоилась. Но Габриэль все испортил.
— Поссорился с отцом и стукнул его пресс-папье, ― уверенно подсказала Хоакина.
— Да. Началось все с того, что он услышал разговор старика с Феррейрой, который пришел тем вечером просить денег. И когда племянник ушел с чеком в кармане, Габриэль накинулся на отца с обвинениями. Его даже трясло, когда он об этом рассказывал. Отец дает крупные суммы бездельнику-племяннику, который и так получит все, а сын вынужден работать за жалкую подачку. И договорился до того, что старик Марсело позвонил поверенному и попросил вычеркнуть Милагрос из завещания. Он сказал, что ему надоел и Габриэль, и Ракель, которая постоянно давит на него, и их вечное нытье и недовольство. И что завтра же пусть собирают вещи и убираются туда, откуда приехали. Габриэль обезумел, схватил со стола первое, что попало под руку, и ударил отца. А затем испугался и бросился бежать, унося с собой орудие убийства. Утверждал, что был, как в тумане, и
