вас они покупают его за полцены, а сами продают его в Голландию гораздо дороже. Давайте продадим здесь небольшие бревна, а с большими поедем в Голландию. Что мы выручим сверх обыкновенной цены, то будет в нашу собственную пользу».
Так говорил лукавый Михель, и остальные ничего не имели против: одни охотно посетили бы Голландию, чтобы посмотреть её, другие же из-за денег.
Только один-единственный человек оказался честным и советовал им не подвергать опасности хозяйское добро и не вводить хозяина в обман более высокими ценами. Но его не послушались и его слова забыли. Не забыл их только Голландец Михель. Поехали с лесом вниз по Рейну. Михель вёл плоты и быстро доставил их в Роттердам. Там им предложили вчетверо против прежней цены; особенно большие деньги были заплачены за громадные балки Михеля. При виде таких денег шварцвальдцы едва могли опомниться от радости.
Михель отделил одну часть хозяину, а три остальных поделил между работниками. Тут они засели вместе с матросами и разным сбродом в трактирах и промотали все свои деньги. А честного работника, отговаривавшего их, Голландец Михель продал торговцу невольниками и о нем больше ничего не слыхали. С тех пор для шварцвальдских парней Голландия стала раем, а Голландец Михель — королём. Сплавщики долго ничего не знали об их похождениях, а тем временем из Голландии незаметно приходили деньги, брань, дурные обычаи, пьянство и игра. Когда эта история обнаружилась, Голландец Михель куда-то пропал, но однако не умер. Около ста лет он изощряется в своих штуках живя в лесу, и говорят, что он уже многим помог сделаться богатыми, но только ценою их несчастных душ. Больше я ничего не могу сказать. Только известно, что и по сие время в такие бурные ночи он выбирает себе в еловом лесу, где никто не рубит, самые лучшие ели. Мой отец видел, как он сломал одну такую, в четыре фута толщины, как тростинку. Ими он наделяет тех, кто, отвратившись от честного пути, идёт к нему. В полночь они сносят срубы в воду, и он плывёт с ними в Голландию. Но если бы я был повелителем и королём Голландии, я приказал бы разбить его картечью, потому что все корабли, в которых находится хоть одна балка от Голландца Михеля, должны погибнуть. Отсюда и происходит, что так часто слышно о кораблекрушениях. Как может, в самом деле, прекрасное, крепкое судно величиной с церковь пойти ко дну? Но всякий раз как в бурную ночь Голландец Михель срубает в Шварцвальде ель, одно из срубленных им брёвен выскакивает из корпуса корабля, вода тотчас же проникает туда, и корабль с людьми и со всем грузом погибает. Таково предание о Голландце Михеле, и это истинная правда, что всё зло идёт от него. О, он может обогатить! — прибавил старик с таинственным видом. — Но я ничего не желал бы иметь от него. Ни за какие деньги я не согласился бы торчать в шкуре Толстого Эзехиеля или Длинного Шморкера! Да и Король Танцев, должно быть, продался ему!
Во время рассказа старика буря утихла. Девушки боязливо зажгли лампы и ушли. Мужчины положили Петеру Мунку на лежанку мешок с листьями вместо подушки и пожелали спокойной ночи.
Никогда ещё угольщику не снились такие тяжёлые сны, как в эту ночь. То он видел, будто угрюмый великан Михель с шумом распахивает окно и своей огромной рукой протягивает кошелёк, полный золотых монет, встряхивает их, и они звучат звонко и заманчиво. То он видел, будто маленький приветливый Стеклянный Человечек въезжает в комнату на длинной зелёной бутылке, и ему казалось, что он снова слышит сиплый смех, как в еловом лесу. То в его левом ухе раздавалось:
В Голландии есть золото,
Бери, кто не дурак!
Золото, золото,
И стоит пустяк!
То снова в правом ухе ему слышалась песенка о хозяине сокровищ в зелёном лесу и нежный голос нашёптывал ему:
«Глупый угольщик Петер, глупый Петер Мунк, ты не можешь подобрать ни одной рифмы к слову «стоять», а ещё родился в воскресенье в двенадцать часов. Подбирай же, глупый Петер, подбирай!..»
Он во сне вздыхал и стонал и весь измучился, подыскивая рифму, но так как в своей жизни он не сочинил ни одного стиха, то труд его во сне был напрасен. Когда он на заре проснулся, сон показался ему очень странным. Стиснув руки, он сел за стол и стал думать о нашёптываньях, которые засели у него в ушах. «Подбирай, глупый Петер, подбирай!» — говорил он про себя, стуча пальцем по лбу, но всё же ни одна рифма не приходила ему в голову.
В то время как он сидел, мрачно глядя перед собой и придумывая рифму на «стоять», мимо дома в лес проходили три парня. Один из них на ходу пел:
Над горною долиной случилось мне стоять,—
Её в последний раз там пришлось мне увидать!..
Словно яркая молния пронизала эта песенка слух Петера, и он, вскочив с места, бросился из дома, полагая, что не особенно хорошо расслышал её. Догнав трёх парней, он быстро схватил певца за рукав.
— Стой, друг! — воскликнул он. — Какая рифма на «стоять»? Сделайте мне одолжение, скажите как вы пропели.
— Чего ты привязался, малый? — возразил шварцвальдец. — Я пою что хочу. А ты пусти сейчас же мою руку, или…
— Нет, ты мне скажешь, что ты пел! — почти вне себя закричал Петер, ещё крепче схватывая его.
При виде этого двое других недолго думая напали на бедного Петера со своими крепкими кулаками и так здорово помяли его, что он от боли выпустил одежду третьего и, выбившись из сил, упал на колени.
— Получил теперь своё! — сказали они со смехом. — И заметь себе, сумасшедший, никогда не нападай на открытой дороге на таких людей, как мы.
— Ах, конечно, я это запомню! — отвечал Петер вздыхая. — Но после того как я претерпел побои, будьте добры, скажите мне точно, что он пропел.
Они снова начали смеяться и подтрунивать над ним. Однако певший песню сказал её Петеру, и они со смехом и пением пошли дальше.
— Значит, «увидать», — говорил несчастный побитый, с трудом поднимаясь. — «Увидать» на «стоять». Теперь, Стеклянный Человечек, мы снова поговорим.
Он отправился в хижину, взял свою шляпу и длинную палку и, попрощавшись с обитателями дома, двинулся в обратный путь, к еловой роще. Тихо и задумчиво шёл он по дороге, так
