— Что говорят ваши бельтайнские коллеги? — глухо спросил князь Цинцадзе.
Эренбург остановился на мгновение, вскинул было голову, потом пренебрежительно махнул рукой и снова принялся мерить шагами кабинет.
— А что они могут сказать? На родине Марии Александровны с такими, как она, не церемонятся. Даже в том случае, если пострадавший пилот тем или иным способом добирается до этой самой родины. Варвары… вы читали их Устав, ваша светлость?
— Читал, — буркнул Цинцадзе, пристраивая подбородок на сцепленные пальцы рук, локти которых опирались о стол. Фарфорово-бледное лицо на экране перед ним было неподвижным и безжизненным, даже жилка на виске не билась. — Вы правы, варварство… неужели ничего нельзя сделать?
Профессор присел за стол напротив князя и кивнул на бутылку коньяку. Ираклий Давидович покачал головой, и тогда старый нейрофизиолог, слегка пожав плечами, налил себе одному. Отпил глоток. Поморщился.
— Единственное, что с гарантией прекратит действие импланта — его извлечение. Но это ведь не нашлепка на затылке и не паутина, лежащая на мозге под костями черепа, во всяком случае, когда речь идет о давней имплантации. Тариссит встраивается в мозг, пронизывает его во всех направлениях, — Эренбург сокрушенно покачал головой. — В случае графини мы имеем положение, обратное тому, которое сложилось после покушения на его величество. Там пострадало тело, получившее повреждения, несовместимые с жизнью. Но мозг уцелел, максимум через год клон дорастет до нужного размера, затем сравнительно простая операция — и Георгий Михайлович снова будет с нами. А ее сиятельство… — Николай Эрикович дернул уголком рта и скрестил руки на груди.
— С телом полный порядок, если не считать того, что мозг не желает иметь с ним — и с окружающей действительностью — ничего общего. Но именно это его нежелание портит всю картину. Извлекать имплант нельзя, это сделает мозг нежизнеспособным. И я пока не вижу способа как-либо переломить ситуацию. Остается только ждать. Ждать и надеяться на то, что в какой-то момент дуплексные связи восстановятся. Вот только когда и в каком объеме это произойдет… если произойдет. Правда, следует принимать во внимание тот факт, что графиня — не вполне бельтайнка по происхождению. Не исключено, что ее смешанная кровь сыграет в данном случае положительную роль. Не говоря уж о том, что ее способность к регенерации, хоть и понизившаяся по сравнению с изначальными показателями, все-таки существенно выше общепринятой нормы. Так что перспективы восстановления функций есть. Но сколько времени на это потребуется… Самый долгий бельтайнский эксперимент по поддержанию жизни «сгоревшего» пилота занял около четырех лет. Потом систему просто отключили. Нерентабельно-с.
Эренбург поднялся на ноги, подошел к окну и некоторое время смотрел на снег, падавший уже второй час и превращавший окружающий клинику парк в зимнюю сказку. Такая мирная картина… и такая неуместная сейчас. Он снова повернулся к своему собеседнику.
— Зачем что-то предпринимать, что-то искать, проводить исследования, если можно просто вырастить нового пилота? Зачем, если даже сорок — вы только вдумайтесь, ваша светлость, сорок! — процентов отсева при имплантации считаются у них вполне приемлемыми потерями. Вот когда было шестьдесят — тогда да, они суетились. А сорок — это нормально… дикари!
Цинцадзе тоже встал, одернул пиджак, суховато улыбнулся.
— Спасибо за консультацию, профессор. Что ж… будем ждать.
* * *
Выбранные в качестве наживки силы Империи переместились в систему Соколиный Глаз. Интенсивность тренировок постепенно снижалась: при всей своей придирчивости Мэри была вынуждена признать, что лучшее — враг хорошего. Конечно, нельзя было позволить людям расслабиться. С другой стороны — перетренируешь, перегорят, и что дальше? Преподаватели кафедры командования Академии Свободных Планет на Картане недаром уделяли столько времени и внимания именно этому аспекту.
Последние трое суток Мэри занималась только со своей эскадрильей. С эскадрильей — и еще с Егором Грызловым. Парень ее просто потряс. Ментальные команды и мысленную речь он воспринимал даже лучше ее подопечных, а уж как управлялся с объектом «Доуэль»… причем в одиночку… И ведь мало того что мужчина, так еще и без импланта. У Мэри чесались руки попробовать, как будут воздействовать на его способности бельтайнские боевые коктейли, но она всякий раз одергивала себя. Неадаптированный организм, к тому же не защищенный тарисситом… нельзя.
Хорошо хоть вопрос с кораблем для Егора урегулировался неожиданно быстро и безболезненно. Вскоре после прибытия всех предполагаемых действующих лиц на «Титов» с Мэри встретилась супруга Шерганова, Зоя Сергеевна. Заметно нервничая, дама спросила, как посмотрит ее сиятельство на то, что они с Дмитрием Олеговичем возьмут под опеку Ксению. Раз уж госпожа капитан второго ранга полагает, что после столь неприятных приключений девочке лучше не быть боевым пилотом… и Ксюша согласна… Мария Александровна, пожалуйста! Мэри не возражала. Такое развитие событий казалось ей оптимальным. Что уж греха таить: инструктор она, возможно, и неплохой, а вот воспитатель…
Так что Грызлов получил свой собственный корабль, и Мэри часами натаскивала его индивидуально и в группе. Если бы еще все остальные проблемы решались так же быстро… увы. Ее отношения с Корсаковым испортились, похоже, весьма капитально. На людях они демонстрировали подчеркнутую вежливость, по вопросам взаимодействия между кораблями трений не возникало, но обмануть ни себя, ни окружающих не получалось. И настороженное недоумение этих самых окружающих выводило Мэри из равновесия чуть ли не сильнее, чем сам факт ссоры.
Дело кончилось тем, что Элис, которая, как всякая счастливая в браке женщина, не выносила присутствия рядом с собой несчастных людей, решительно заявилась к командиру. Дело было на борту «Александра», где расквартировали часть бельтайнских экипажей. Мэри, как тактическому координатору, выделили отдельную каюту, в которой она и проводила редко выдававшиеся свободные часы. Появляться в кают-компании без крайней необходимости она избегала.
— И долго это будет продолжаться?! — безапелляционно вопросила с порога второй пилот. Мэри, сидевшая, по обыкновению, на койке, скрестив ноги и подложив подушку под спину, недовольно нахмурилась.
— Что именно, Элис?
— Вот это все! Нет, я понимаю, конечно, что вы с господином Корсаковым поругались. И я не спрашиваю о причинах, ты никогда и ничего на моей памяти не делала просто так. Но сколько ж можно?
— Элис, это совершенно не твое дело, — процедила Мэри, демонстративно разворачивая виртуальный дисплей.
— Не мое? Нееет, госпожа капитан второго ранга, — язвительно пропела Элис, — дело-то как раз мое. И всех тех, чьи жизни зависят от того, в каком настроении будут командующий соединением и тактический координатор, когда поведут их в бой.
Она присела на койку рядом с Мэри, положила руку ей на плечо и, сбавив тон, сочувственно проговорила:
— Насколько я тебя знаю, ты услышала какую-то обидную глупость. Или не глупость, но все равно очень обидную. И поскольку объясниться со своим мужчиной так же, как объяснилась с Донован, ты не можешь по определению, то в результате ты мрачно сидишь здесь, а он так же мрачно сидит у себя. Ну или в кают-компании, сути это не меняет.
