поиграть и вернулась к ужину. Только прошло шестнадцать, почти семнадцать лет. — Твой друг и ты… — ей нечего добавить, и она, сбившись, умолкает.
Это место было мне домом первые годы жизни. Здесь погибла Птаха. Зачем Ардар ее убил?
Не отпуская руки Тумана, я веду его прочь из спальни и занимаю один из двух стульев, не доверяя ногам. Он остается рядом, опираясь спиной на кухонный шкаф.
Говорить так или иначе придется, но я не спешу начинать, дожидаюсь, пока она сядет напротив. Ее взгляд не изменился, возраст сказался на лице, волосах, шее, руках, но глаза такие же.
— Он отпустил тебя?
Мне хочется смеяться. Ардар? Отпустил?
— Девочки…
— Не говори о них со мной, — я качаю головой, оставаясь внешне спокойной. — Мы здесь не для этого.
— Дочь… — она спотыкается на слове, смотрит поверх моего плеча на Тумана. — Как мне тебя называть?
— Он называет меня Жрицей. — Ядовитые жгучие слова о том, какую кличку дал мне Ардар, так и просятся, но ни к чему. — В тихих землях я встретила женщину, она сказала, что тебе известно, как отменить клятву, и книгу ты забрала. Я здесь, чтобы услышать, а пустые разговоры не нужны.
— Ты прошла тихие земли… — выдыхает она с удивлением и восхищением.
— Клятва. Говори.
Она закрывает глаза, складывает руки, сжимает пальцы в замок. Я жду. Туман за спиной не двигается, и в какой-то момент кажется, что его там уже нет. Мне хочется оглянуться, проверить, не исчез ли он, но я лишь на мгновение слегка поворачиваю голову, переводя взгляд на огонь в печи и прислушиваюсь.
— И ты не спросишь, зачем? Кому я дала клятву? — ее голос заставляет вздрогнуть. Я смотрю на свои трясущиеся пальцы. Теперь ждет она, но, Боги, что мне еще сказать? И потому я молчу, как молчала, когда Жизнь пришла ко мне в Парсоне. Что изменят мои вопросы, слезы или мольбы?
— Нет никакого способа отказаться от клятвы. Только передать, — решительно произносит она.
Я не выдерживаю, резко поднимаюсь из-за стола, стискиваю кулаки, убираю звуки. Кто-то берет меня за локоть, Туман еще здесь, говорит, а я не слышу. Мотаю головой. Сейчас. Только пара мгновений.
— Как передать? — спрашивает Туман, не отпуская моей руки. — Кому?
— Другой жрице, Волк, — со смешком отвечаю я. — Так ведь?
— Так, — соглашается она. — Равно как ты взяла мою клятву перед Ардаром.
Это странно, но я ничего не чувствую. Я будто знала. Открывшаяся правда не удивляет — разочаровывает и опустошает. Я дышу тяжело, но ровно, потому что мне не больно, не страшно. Мне нужно думать и искать другое решение. Я еще не проиграла.
— Книга при тебе осталась?
— Подожди-подожди, — обрывает Туман, обходя меня и приближаясь к столу. — Ты обманом заставила ребенка взять на себя твое обещание?
— Я пыталась спасти всех своих детей, — тихо говорит она. — Если бы Ардар забрал меня, Хэ… Жрица и девочки погибли бы. Я не видела иного пути.
— Чем обречь свою дочь?
— Не суди меня.
— Оставь ее, Волк. Она сделала верно. Книга?
— Да как это вообще можно назвать верным?!
— Какая разница?! — вспылив, я тоже кричу. — Сделанного не воротишь.
— Ардар отыскал нас здесь, он бы оставил их троих погибать или убил. Потому я решила передать клятву Жрице. Чтобы он забрал их, чтобы берег. Я заставила ее дать две клятвы: Ардару и девочкам. Я не знала, что он позволит мне жить.
— Почему ты сама… — начинает Туман и оглядывается на меня.
— Потому что она мать, Волк, — спокойно объясняю я, касаясь его плеча. — Мать не может дать клятву. Такие правила у Богов. Им кажется это забавным. Когда родители хоронят своих детей.
— Мне было меньше, чем тебе сейчас, — произносит она. — Ардар впервые нашел меня, он знал, что требовать, заставил дать ему обещание. А после его ухода я поняла, что беременна.
— Он что, отец? — Туман ужасается так, что на шее выступают желваки. В черных глазах отражаются всполохи печного огня.
— Нет, — она морщится. — Ты не сказала своему другу?
— Да как о таком вообще можно кому-то рассказать? Сама Жизнь коснулась твоего чрева, чтобы появилась я. Сказка для ребенка.
— Жизнь сотворила тебя, — упрямо повторяет она. — А девочки рождены для Смерти. Это равновесие.
— Это чушь. Ты не слышишь меня? Книга?!
Туман бьет кулаком по столу, принуждая к тишине. Бедняга. Все слишком сложно и запутано.
— Я говорил, что не могу разобраться, если ты рассказываешь быстро и непонятно, — раздраженно произносит он.
— Она…
— Твоя мать? — Туман уточняет, не стесняясь перебивать. Я киваю и продолжаю:
— Она попалась Ардару. Дала клятву Смерти. После развлеклась с кем-то, а в детстве рассказывала, что Жизнь сотворила меня, используя ее как сосуд. Видимо, между этими событиями побывала в тихих землях, где и узнала, что от клятвы можно освободиться, передав ее другой. Спустя восемь лет Ардар вернулся. Почему восемь? — Я оборачиваюсь к ней.
— Девять, — поправляет она, поднявшись. — Когда мы встретились впервые, он был молод, щедр и дал мне свободу. Ардар сказал, что вернется, если ему будет недостаточно одной защиты, и вернулся.
— Девочки только родились. Она посчитала, что спасти их можно, только если связать всех нас, четверых, с помощью меня. Это все. Дальше ты знаешь.
— А твои… — Туман показывает на мои ладони, имея в виду дары Богов, вроде распускающихся бутонов и возвращения душ из небытия Смерти. Я пожимаю плечами. Может, и есть правда в ее словах о равновесии. Может, нужно ответить Богам.
— И мне неинтересно, — я так и не даю ей сказать, — почему ты предпочла оставаться для нас мертвой. Или почему он оставил тебя живой. Только книга.
— Надеешься найти там что-то, чего не нашла я за двадцать пять лет?
Я еще не проиграла. Пока не взойдет красная планета, есть шанс. Есть Запад. Есть дом в тихих землях. Я далека от отчаянья.
Она встает и уходит во вторую комнату.
Вместе с ней исчезает воздух вокруг. Темнеет в глазах.
Дыши. Это уйдет.
Я пытаюсь сосредоточиться на огне внутри печи. Внутри меня пламя. Внутри меня был ребенок. Внутри меня ничто, небытие, пустота.
Туман обнимает за плечи. Я касаюсь затылком его груди.
Я дышу.
Спасибо.
— Переночуем здесь, только снаружи, а утром… Запад…
— Утром решим, — обещает он. Я благодарна за то, что Туман не расспрашивает, просто стоит рядом.
Она возвращается, отдает мне книгу, я беру так, чтобы не коснуться пальцев, даже руки Смерти милее сейчас, и мы уходим. Туман первым, я за ним, она окликает на пороге:
— Жрица. Ты дала им имена?
— Разумеется, —
